История всемирной литературы Т.1

Лисий в своих речах дал блестящие образцы бытового повествования и не менее блестящий опыт софистического изображения человека по принципу этопеи. В поступках и высказываниях заурядного афинского обывателя он раскрывает черты гражданина. У Фукидида этот гражданский взгляд на вещи оказался примененным к исследованию судеб общества в целом. Его «История» представляет новую модель исторического процесса, построенную с помощью софистической аргументации и одинаково противостоящую как эпосу, так и геродотовской теодицее.

Лисий (ок. 459—380 гг. до н. э.), лишившийся имущества в период тирании Тридцати, после восстановления демократии вступил на ораторское поприще как обвинитель олигарха Эратосфена, повинного в гибели своего брата (речь XII), и после этого стал профессиональным логографом, составителем речей по заказам тяжущихся. В его речах проходит целая вереница истцов, весьма несходных по своему положению в обществе и по характеру возбуждаемых судебных дел, но имеющих, согласно требованиям этопеи, ряд однородных черт. Каждый выступающий, как правило, заявляет о себе, что он простодушен, неискусен в тяжбах, что он человек честный и порядочный и имеет заслуги перед государством. Этический момент, подчеркнутый в этом типе истца, делается главным предметом обсуждения в речах, посвященных обвинению бывших приверженцев олигархии (речи XII, XIII). Обстоятельства дела рассматриваются сквозь призму нравственных норм справедливости, нарушение которых кладется в основу конфликта обвинителя и подсудимого: «Когда у власти стала коллегия Тридцати (это были негодяи и сикофанты), то они начали толковать о том, что надо очистить государство от преступных элементов, а остальных граждан направить на путь добродетели и справедливости. Так говорили они, но сами так поступать не хотели [...] Феогнид и Писон говорили в совете коллегии Тридцати о метеках, что среди них есть некоторые недовольные конституцией: таким образом, имеется отличный предлог под видом наказания их на самом деле воспользоваться их деньгами [...] Без труда им удалось убедить своих слушателей, для которых убивать людей было нипочем, а грабить деньги было делом желанным [...] Ни малейшей доли нашего имущества они не пощадили, но так жестоко поступали с нами из-за денег, как другие не стали бы поступать в раздражении за обиды, несмотря на то, что мы за свои заслуги перед отечеством достойны были не такого обращения. Мы исполняли все свои обязанности по снаряжению хоров, делали много взносов на военные надобности [...] и вот чем наградили они нас, таких метеков, с которыми нельзя и сравнивать их, граждан» (речь XII, 5—7, 20. Перевод С. И. Соболевского).