Для Яо Ина было важным акцентировать внимание тунчэнцев на том, как использовать литературу для «разговора о делах», для прямой реакции на современные события, т. е. Яо Ин ратовал за прозу, близкую к публицистике. Ставился под сомнение и пуризм тунчэнской теории. Лю Кай (1784—1824) отказывался признавать категорическое противопоставление древнего стиля ритмическому параллельному, во взаимном влиянии этих стилей он видел фактор, благоприятствующий развитию высокой прозы. Однако новации носили ограниченный характер и не посягали на основы школы. Но они исподволь размывали берега ортодоксии, не давая угаснуть живой мысли и стимулируя внутреннюю эволюцию тунчэнской теории. Процесс протекал замедленно, то и дело затухая, тем более, что ревнители чистоты идей усиленно заботились о контрдоводах.
Жанровый состав и тематика прозы древнего стиля оставались традиционными, хотя каждый из тунчэнцев нередко предпочитал одни жанры и темы другим. Гуань Тун, например, питал пристрастие к трактатам (лунь) и запискам (цзи); Мэй Цзэн-лян любил писать предисловия и послесловия к сочинениям современников. Преобладали темы камерного характера. Поводом к появлению на свет изящного эссе могли послужить личные обстоятельства, события из повседневной жизни учено-чиновничьей элиты, издание книги кем-либо из друзей. В этих эссе, как правило, содержались оценки, сформулированные в конфуцианском духе и подтвержденные историческими аналогиями деятельности и творчества современников. Тунчэнцы писали, конечно, и об управлении государством, о взаимоотношениях между государем и подданными, между чиновниками и народом, о причинах смуты в обществе и о способах усмирения повстанцев. Гуань Тун откликнулся на эту тему «Словом о правильном применении наказаний»; Фан Дун-шу — «Диалогом о воспитании народа и исправлении нравов»; Мэй Цзэн-лян — «Трактатом о деятельности подданных», «Трактатом о народе» и др. В таких произведениях содержались элементы социальной критики, но критики сверху, с позиций ученой элиты, исходившей из принципов, сформулированных еще во времена философа Мэн-цзы (IV—III вв. до н. э.). Эта критика была направлена исключительно на укрепление существовавших устоев и сословной иерархии. Тунчэнцы, в силу своего социального происхождения и положения, резко отрицательно относились к народным восстаниям. Они охотно обсуждали в своих произведениях нормы морали и отступления от этих норм, нравственные устои семьи, пути воспитания в себе высоких качеств совершенного человека — цзюнь-цзы («Трактат об учении» и «Трактат о почитании старости» Лю Кая). Конфуцианские взгляды в произведениях этого рода вполне уживаются с расхожей житейской мудростью. Тунчэнцы любили обращаться к истории, в ней они искали свой нравственный идеал и вместе с тем отрицательные примеры, на которые могла бы опираться их критика современности («Трактат о Чжао-ване» Гуань Туна; «Трактат о Хань Фэе», «Трактат о Чжао Цо» Мэй Цзэн-ляна). Стараясь извлечь опыт, полезный для сегодняшнего дня, из древних книг, они писали заметки и послесловия к конфуцианским сочинениям («Читая „Три комментария“» Гуань Туна; «Послесловие к „Истории Поздней Хань“» Мэй Цзэн-ляна и др.).
В творчестве учеников Яо Ная просматривается их стремление подражать великим предшественникам.
Гуань Тун, подражая Хань Юю (VIII—IX вв.), написал целую серию эссе с однотипными названиями; «О бессмертных», «О людях», «О стихийных бедствиях». В духе притч Лю Цзун-юаня (VIII—IX вв.) написаны такие эссе, как «Наблюдаю за рыбаками» Мэй Цзэн-ляна или «Запись о скорпионах» Гуань Туна. Пародию на аллегорию удачно использовал Гуань Тун в «Записках о голодной стране». Некоторые из тунчэнцев не остались безучастными к политическим событиям эпохи. «Преступные речи в изголовье больного» Фан Дун-шу, «Доклад о срочных мерах по отпору чужестранцам» и «Письмо У Лань-таю из армии» Яо Ина содержат осуждение английского вторжения в Китай. Но это были частные случаи на общем фоне традиционных камерных сочинений.