История всемирной литературы в девяти томах: том шестой

Но за освобождением от наполеоновского ига тотчас последовало иго Священного союза, всеевропейской реставрации, ударной силой которой была та же Россия. Превращение из страны — освободительницы в страну — жандарма произошло чрезвычайно быстро, почти стремительно. Но восстание декабристов, казавшееся лишь внутренним делом России, имело с Отечественной войной то общее, что содействовало росту исторического престижа России. «Это была первая поистине революционная оппозиция, создававшаяся в России» (А. И. Герцен). И она продемонстрировала перед всем миром способность русского народа доводить либеральное и оппозиционное движение до кульминационных точек, родственных западноевропейским революционным кризисам. То, что с позиций официальной идеологии выдвигалось как «дьявольское наваждение», в глазах, скажем, Герцена было величайшим историческим достижением России, ибо и в ее судьбе обнаруживалась общемировая освободительная тенденция.

Наконец, была и внутренняя зависимость последующего события от предыдущего. 1812 год, продемонстрировавший национальное и государственное величие России, одновременно открыл ее социальную и идеологическую отсталость: победители — солдаты возвращались под ярмо своих хозяев, а победители — офицеры, по крайней мере их лучшая часть, проникались свободолюбивыми идеями низверженной ими державы. 1812 год «способствовал зарождению публичности, как началу общественного мнения» (В. Г. Белинский), содействовал идеологическому брожению и дифференциации и тем самым подготовил год 1825‑й. Так два внешне разнородных события с течением времени все более отчетливо виделись в одной перспективе — в перспективе общественного прогресса России.

Но и другие факторы — уже собственно идеологические и литературные — определяют существование названного рубежа.

Именно к началу века — точнее даже к последнему десятилетию века предшествующего — относится возникновение новой русской журналистики. «Московский журнал» (1791–1792) и «Вестник Европы» (1802–1803) Н. М. Карамзина положили начало журналу западноевропейского типа — постоянные отделы, в том числе и критики, достаточное разнообразие материала, более или менее единое идеологическое и художественное направление, увлекательность и доступность изложения и, наконец, определенная периодичность. Эти достоинства были унаследованы и приумножены следующими поколениями журналов, из которых значительнейшими в первой половине века были: «Московский телеграф» (1825–1834) Н. А. Полевого; «Телескоп» с приложением газеты «Молва» (1831–1836) Н. И. Надеждина; основанный А. С. Пушкиным в 1836 г. «Современник» (после гибели поэта в 1837 г. издавался П. А. Плетневым, А. А. Краевским и др.); «Отечественные записки» (в которых в 1839–1846 гг. ведущую роль играл В. Г. Белинский) и, наконец, издаваемый Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым «Современник» (1847–1866), идейным вдохновителем которого в 1847 г. — первой половине 1848 г. был также В. Г. Белинский.

Роль русских журналов в этот период была велика и многообразна. Журналы — источники просвещения, «телеграфы идей» (так современники называли «Московский телеграф»), проводники философской, эстетической, экономической, а подчас и политической информации. Журналы воздвигали более или менее прочную и постоянную базу литературы; почти все — и поэзия, и проза, и часть драматургии, не говоря уже о литературе критической и очерковой, — проходило через журналы. Журналы создавали традицию непрерывного чтения, культивировали постоянство художественных и интеллектуальных интересов, формируя и неуклонно расширяя свою аудиторию. Наконец, журналы являлись артериями литературного общения, международной коммуникации, содействуя подключению русского читателя к мировому художественному процессу. На эту функцию русской журналистики обращал особенное внимание А. И. Герцен: «Ни в одной стране, исключая Англию, влияние журналов не было так велико. Это действительно лучший способ распространять просвещение в обширной стране… Они давали возможность жителям Омской и Тобольской губернии читать романы Диккенса или Жорж Санд спустя два месяца после появления их в Лондоне или в Париже».