История второй русской революции

Мы заметили в своем месте, как первый удар неприкосновенной доселе и святой для демократии идее Учредительного собрания был нанесен руками демократов, употребивших вопрос о сроке созыва Учредительного собрания как орудие в партийной борьбе и назначивших явно неосуществимый срок. Подобный же удар был нанесен и другой демократической святыне — идее республики — провозглашением ее в акте, подписанном 1 сентября Керенским и Зарудным. Идея эта не выиграла от того, что ее осуществление было поставлено в формальную связь с «подавлением мятежа генерала Корнилова». «Считая нужным положить предел внешней неопределенности государственного строя, памятуя единодушное и восторженное признание республиканской идеи, которое сказалось на Московском государственном совещании, Временное правительство», — в момент, когда в сущности оно формально не существовало и вся власть передана была Керенскому, — объявляло, «что государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский, и провозглашало Российскую республику». Тут же правительственный акт сообщал о «передаче полноты власти по управлению пяти лицам из состава Временного правительства», хотя, как мы только что видели, передача эта — не правительством, а Керенским — совершилась только 2 сентября, после ухода Зарудного, подписавшегося под актом. Далее правительственный акт сообщал и новую программу, и дальнейшие планы «директории». «Временное правительство главной своей задачей считает восстановление государственного порядка и боеспособности армии». Оно «будет стремиться к расширению своего состава путем привлечения в свои ряды представителей всех тех элементов, кто вечные и общие интересы родины ставит выше временных и частных интересов отдельных партий или классов». При этом Временное правительство «не сомневалось, что эта задача будет им выполнена в течение ближайших дней». Как видим, нет ни слова о «демократическом совещании». Моралистическая сентенция о «вечном и общем» прикрывала весьма определенное содержание, которое выясняется хотя бы из повторения слов о «партиях и классах» в письме Н. М. Кишкина в редакцию газет. «Демократии» предоставлялось проглотить все это под приправой из «демократической республики».

Другие уступки Керенского.

Более серьезной уступкой революционным органам была новая тактика в вопросах о поднятии «боеспособности армии», отмеченная выше. Здесь уже речь шла не о словах: мы видели, с какой легкостью в несколько дней «правительство пяти» отказалось от поддержки программы Корнилова и Алексеева, этого устарелого «человека знаний», и как самоотверженно в лице генерала Верховского, оно принялось мирить «боеспособность» с «демократизацией», которой требовала резолюция исполнительного комитета. Чистка Ставки и сплошная смена командного состава — это условие тоже не вызывало затруднений. Этим в ближайшие же дни и занялся А. Ф. Керенский, как только появление в Ставке стало для него безопасным.

Третьей уступкой Керенского было освобождение арестованных за восстание 3-5 июля большевиков. Правительство, конечно, только что требовало осуждения «мятежа» Корнилова на том же основании, на каком был осужден «мятеж» большевиков. Но теперь, когда «мятеж» Корнилова был подавлен, а большевики могли безнаказанно грозить новым восстанием в Петрограде, теперь слишком строго выдерживать этот принцип равного воздаяния не приходилось.

Вожди «революционной демократии» уже довольно давно настаивали на пересмотре дела о большевиках. Под влиянием этих настояний А. С. Зарудный уже раньше вытребовал следственное дело у прокурора палаты Н. С. Каринского, задержал его у себя больше трех недель и тем фактически приостановил ход следствия. Хотя Каринский не соглашался на освобождение арестованных лидеров, Троцкого и Луначарского, тем не менее Зарудный освободил последнего. На другой день «Известия Совета рабочих и солдатских депутатов» заявили, что Каринский должен быть уволен. Действительно, через два дня министр юстиции пригласил прокурора палаты к себе. Он начал с того, что полностью одобрил действия Каринского в деле большевиков и оглашение им материалов следствия, но закончил предложением Каринскому занять высшую должность старшего председателя судебной палаты. На заявление Каринского, что «именно теперь, ввиду требования Совета, он не хочет уступать и не желает повышения», Зарудный после долгих уговариваний, наконец, напрямик сказал ему: «Как трудовик я обязан подчиниться партийной дисциплине. Раз Совет требует от меня вашего ухода, я должен это сделать. Для Временного правительства требование Совета обязательно. Если я не подчинюсь, я должен буду покинуть свой пост». Тогда Н. С. Каринский после размышления послал Зарудному письмо: «Считаясь с тяжелым положением министра юстиции, соглашаюсь на повышение».