История второй русской революции

Демократическое совещание. Протесты «буржуазных» партий. На демократическом совещании теперь было сосредоточено общее внимание, если не страны (для этого идея совещания появилась слишком случайно и искусственно), то партийной печати и политических кругов. «Демократическое» совещание, как мы видели, было по самому своему происхождению ловким политическим маневром с целью оттянуть разрешение неразрешимого конфликта. Так как конфликт возник на этот раз в среде самой «революционной демократии» и так как совещание тоже предполагалось из состава той же самой «демократии», то от него никто не мог ожидать чего-либо нового — в смысле разрешения встретившихся затруднений. Здесь впервые такой общенациональный вопрос, как устройство власти, объявлялся делом группы политических партий, которые сами признавали, что лишь несовершенно и неполно представляют ту незначительную часть демократии, которая «организованна» и «сознательна». И учреждение, составленное только из представителей этих групп населения, готовились сделать не только выразителем

мнения «демократии», но даже выразителем ее суверенной воли

.

Таким образом демократическое совещание становилось выше правительства, которое делалось ответственным перед ним. Но ведь это как раз и было то самое, к чему стремились большевики, когда хотели передачи «всей власти Советам». Затея Церетели являлась по существу полной капитуляцией перед планами Ленина и Троцкого. Конечно, когда печать обоих органов — и большевистских, и «буржуазных» — указывала на этот политический смысл назначения совещания, то меньшевики и эсеры горячо оспаривали это утверждение. Они старались доказать, что именно своей уступкой большевизму они освободились от его давления на массы.

Когда, однако, дело дошло до выяснения в своей собственной среде — пофракционно, чего, собственно, хотели устроители демократического совещания, если они смотрели на него не только как на тактический прием отсрочки, то мнения совершенно разошлись даже среди единомышленников, и получилась полная путаница. Правая эсеровская «Воля народа» очень ехидно описывала этот разброд социалистической мысли. «Фракция социалистов-революционеров не сумела вынести единого решения: она раскололась по меньшей мере на две части. Фракция меньшевиков-со-циал-демократов разделилась на четыре подфракции. Далее следовали резолюции большевиков, народных социалистов и поправки всякого рода отдельных лиц. Одни стояли за коалицию, другие — против. Одни признавали коалицию всех живых сил страны, другие — всех, кроме кадетов, третьи — кроме ЦК народной свободы, — кадетов из “Речи”; четвертые стояли за коалицию на основе определенной платформы, не определяя конкретно коалирующих партий и классов. Пятые к этому прибавляли, что коалиционная власть должна быть ответственна перед Советами. Шестые заменяли ответственность перед Советами ответственностью перед исполнительным органом, который выделит из себя демократическое совещание. Не было согласия и относительно состава этого исполнительного органа: одни говорили, что там должна быть представлена и буржуазия, другие протестовали против такой “разношерстности”. Седьмые защищали тезис, что власть не должна быть ответственна ни перед кем. Такое же разноречие обнаружилось и в среде противников коалиции. Одни говорили, что всю власть должны взять широкие демократические слои, а не чисто социалистические, другие — только социалисты, третьи — только Советы, четвертые — только пролетариат и т. д.» Газета кончала вопросом: «Какую же оппозицию встретила бы такая власть в стране, какой протест вызвала бы она во всей России?»

Одно было несомненно. Уже лишь намерение «революционной демократии» собрать совещание, которое бы избрало власть по усмотрению одних только представленных в ней групп, вызвало немедленные протесты со стороны общественных кругов, стоявших вне партийной дисциплины социалистических партий. Партия народной свободы тотчас же выступила (6 сентября) с таким протестом и запретила своим членам участвовать в избрании делегатов на съезд. Она мотивировала свой протест тем, что взгляды широких слоев населения уже высказаны на Московском совещании, что намеченный съезд сравнительно с этим совещанием будет односторонним, ибо объединит лишь те организации, которые приняли платформу Чхеидзе; что, непригодный при этом условии для осведомительной

роли, такой съезд уже никоим образом не может считаться полномочным для роли решающей и что вопреки этому господствующие в совете группы уже приняли решение придать съезду характер постоянного органа и поставить его задачей организацию власти.