История второй русской революции

На следующий вечер, 21 октября, Верховский повторил свою попытку уже обдуманно. В связи с прениями в Совете было назначено специальное совместное заседание двух комиссий — обороны и иностранных дел, где должны были выступить один за другим оба министра, Верховский и Терещенко. Если первый доказал бы, что Россия не может воевать, то второму оставалось бы только сделать из этого соответствующие выводы для нашей дипломатии. В этой последовательности выступлений, по-видимому, и состоял план Верховского и его сторонников в комиссии. Верховский предварительно решил подготовить фракции к своему выступлению и в числе других просил и получил свидание с несколькими ответственными представителями фракции народной свободы. Он говорил им, что не считает возможным удержать армию от распадения иначе, как путем обещания близкого мира. В последнем случае он рассчитывает поднять энтузиазм в войсках и повести их к победам. Перелом настроения в войсках нужен и для внутренней политики. Один раз ему удалось предотвратить выступление большевиков. Но в другой раз это может и не удасться... Он спрашивал членов фракции, считают ли они возможным поднять вопрос о мире с союзниками на конференции, куда ему предлагали ехать в качестве представителя демократии. Верховский получил ответ, что поднятие энтузиазма в войсках путем обещания мира есть средство, уже испробованное и оказавшееся пагубным. Ничто не обеспечивает нас против того, что и теперь вместо подъема получится новая эпидемия дезертирства с фронта, только на этот раз в более широких размерах. Именно поэтому трудно привлечь этим способом и наших союзников к принятию «демократических» предложений. Те, кто все-таки хочет на них настаивать и в то же время говорит о заключении «общего» мира, впадают в противоречие сами с собой. Союзники не пойдут на окончание войны вничью или в пользу Германии; если даже мы откажемся воевать дальше, этим мы не принудим их заключить мир. Они все равно будут продолжать борьбу, но развязанные от обязательств по отношению к нам, не будут уже церемониться, если придется закончить войну уступками за наш счет. Таким образом, «демократическая» постановка вопроса о мире на союзнической конференции есть постановка, практически бесплодная и безнадежная, для нас же унизительная и вредная. Вредная потому, что, раз громко заговорив о мире, мы уже не сможем окончить ничем. Вместо «общего» мира мы будем принуждены дальнейшим развалом армии говорить о мире «сепаратном». Сепаратный мир и есть последнее слово так называемой «демократической тактики»![110]

Верховский имел вид поколебавшегося и смущенного этими возражениями. Он раскланялся и ушел. Но вечернее заседание 21 октября показало, что возражения к.-д. вовсе не заставили его отказаться от своего плана кампании. В своем докладе он оперировал очень приблизительными расчетами. Министр продовольствия берется прокормить всего 5 миллионов, а у нас на фронте 7 миллионов. Следовательно, воевать невозможно. Далее, упадок производительности заводов делает невозможным снабжение армии в надлежащих размерах: это приводит к тому же выводу[111]

. В этом роде велась вся аргументация Верховского перед комиссией, многие члены которой привыкли к серьезной специальной работе. По окончании доклада Верховского было внесено заготовленное заранее предложение: выслушать тотчас же доклад министра иностранных дел и затем открыть прения по обоим докладам. Члены фракции народной свободы воспротивились этому и встретили поддержку не только среди кооператоров, но и среди более левых членов комиссии. Они доказывали, что с выводами военного министра нельзя считаться как с окончательными и безусловными, и, прежде чем приступать к обсуждению внешней политики, которое существенно зависит от этих выводов, необходимо предварительно заняться специальной проверкой самих выводов.