На следующий день (9-го) телеграмма гласила: «Противник, развивая прорыв, продолжал в течение 7 июля дальнейшее наступление на Тарнополь. Наши войска в массе, не проявляя должной устойчивости, а местами не выполняя боевых приказов, продолжали отходить». 9 и 10 июля с фронта продолжали посылаться столь же тревожные известия. «Наши войска, проявляя полное неповиновение начальникам, продолжали отступать за реку Серет, частью сдаваясь в плен. Сопротивление оказала только 155-я пехотная дивизия... При громадном превосходстве сил и техники с нашей стороны на атакованных участках отступление шло почти безостановочно, что происходило от полной неустойчивости наших войск и рассуждения о том, исполнять или не исполнять боевые приказы начальства, и преступной пропаганды большевиков». 10 июля то же настроение отразилось и на судьбе атаки, предпринятой на Виленском наступлении у Крево. «На развитии дальнейшего успеха начинает сказываться неустойчивость и моральная слабость некоторых частей. Отмечается доблестное поведение офицеров, массами гибнущих, исполняя свой долг». «Приводивший части в порядок начальник штаба дивизии Генерального штаба подполковник Хольд убит».
Того же 9 июля по адресам Временного правительства, ЦК, Советов и верховного главнокомандующего исполнительный комитет Юго-Западного фронта, армейский комитет и комиссар XI армии послали сводную телеграмму следующего содержания. «Начавшееся 6 июля немецкое наступление на фронте XI армии разрастается в неизмеримое бедствие, угрожающее, быть может, гибелью революционной России. В настроении частей, двинутых недавно вперед геройскими усилиями сознательного меньшинства, определился резкий и гибельный перелом. Наступательный порыв быстро исчерпался. Большинство частей находится в состоянии все возрастающего разложения. О власти и повиновении нет уже речи. Уговоры и убеждения потеряли силу, на них отвечают угрозами, а иногда и расстрелом. Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника. Были случаи, что отданное приказание — спешно выступить в поддержку — часами обсуждалось на митингах, почему поддержка опаздывала на сутки. При первых выстрелах неприятеля части нередко бросают позиции. На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов, с ружьями и без них, здоровых, бодрых, потерявших всякий стыд, чувствующих себя совершенно безнаказанными. Иногда так отходят целые части. Члены армейского и фронтового комитетов и комиссары единодушно признают, что положение требует самых крайних мер и усилий, ибо нельзя останавливаться ни перед чем, чтобы спасти революцию от гибели. Сегодня главнокомандующим Юго-Западным фронтом и командиром XI армии, с согласия комиссаров и комитетов, изданы приказы о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна знает всю правду о совершающихся здесь событиях, пусть она содрогнется и найдет в себе решимость беспощадно обрушиться на всех, кто малодушием губит и предает родину и революцию»[18]
.Наконец, 11 июля комиссары Юго-Западного фронта Савинков и Филоненко отправили телеграмму, чрезвычайно характерную для обоих и для всей постановки вопроса о «демократизации» армии. Революционная фразеология здесь приходит в резкое и сознательное противоречие с суровой действительностью.
«Мы, комиссары армии Юго-Западного фронта, — заявляют Савинков и Филоненко, — явившиеся на театр войны, для того чтобы увещеваниями, опирающимися на всю полноту авторитета полномочных органов революционного большинства, побудить войска исполнять свой долг перед родиной и свободой, мы теперь даем отчет вам и народу в том, что мы сделали и чего достигли, и по долгу совести заявляем о том, что сделать надлежит.
Я, Борис Савинков, бывший комиссар 7-й армии, и мой помощник Влад. Гобечиа привели 7-ю армию в состояние, которое дало возможность наступать. Герои пали в бою, и армия, увлеченная ими, сражалась доблестно. А теперь их нет, и она бежит. Как я отвечу за пролитую кровь, если не потребую, чтобы немедленно были введены с железной решимостью в армии порядок и дисциплина, которые бы не позволили малодушным безнаказанно, по своей воле, оставлять позиции, открывать фронт, губить этим целые части и товарищей, верных долгу, покрывая незабываемым срамом революцию и страну? Выбора не дано: смертная казнь тем, кто отказывается рисковать своей жизнью для родины за землю и волю.
Я, Максимилиан Филоненко, комиссар 8-й армии. Удача сопутствовала мне. Ни разу не применив насилия, я был счастлив словом и нравственным воздействием преодолеть все колебания и нерешимость и двинуть войска в победный бой... Но теперь, что я скажу доблестной армии, когда она вынуждена отступать, оставляя поля, обагренные кровью лучших ее солдат, потому что справа обнажают ее фланг, бегут без оглядки трусы и предатели? Я могу заявить одно: смертная казнь изменникам. Тогда только будет дан залог того, что не даром, за землю и волю, пролилась священная кровь».