История второй русской революции

«Военного министра восторженно приветствовали в 28-й дивизии. А... через полчаса после отъезда министра (два полка) вынесли постановление не наступать. Особенно трогательна была картина в 29-й дивизии, вызвавшая общий энтузиазм, — вручение коленопреклоненному командиру Потийского пехотного полка красного знамени... Потийцы клялись умереть за родину... Этот полк в первый же день наступления, не дойдя до наших окопов, в полном составе позорно повернул назад и ушел за 10 верст от поля боя... В одной из своих речей на Северном фронте военный министр, подчеркивая свою власть, обмолвился знаменательной фразой: “Я могу в 24 часа разогнать весь высший состав армии, и армия мне ничего не скажет”». В речах, обращенных к войскам Западного фронта, говорилось: «В царской армии вас гнали в бой кнутами и пулеметами, но теперь драгоценна каждая капля вашей крови». «Я, главнокомандующий, — оскорбленно говорил по этому поводу Деникин, — стоял у пьедестала, воздвигнутого для военного министра, и сердце мое больно сжималось. А совесть говорила: это неправда. Мои железные стрелки, будучи в составе всего лишь 8 батальонов, потом 12, взяли более 50 тысяч пленных, 42 орудия. И я никогда не гнал их в бой пулеметами. Я не водил на убой войска под Мезолаборчем, Лутовиско, Луцком, Чарторийском... Вскоре после своего нового назначения военный министр сказал мне: революционизирование страны и армии окончено. Теперь должна идти лишь созидательная работа. Я позволил себе доложить: окончено, но несколько поздно».

В самом деле, где кончается «революционизирование армии» и где начинается «созидательная работа» в тезисах «декларации прав солдата», в деятельности комиссаров и комитетов? Деникин упоминает телеграмму Алексеева, что «декларация есть последний гвоздь, вбиваемый в гроб, уготованный для русской армии», напоминает и о том, что Брусилов «здесь, в Могилеве, в совете главнокомандующих заявил (очевидно, в начале мая), что можно еще спасти армию и даже двинуть ее в наступление, но лишь при условии — не издавать деклараций (см. выше)». А комиссары и комитеты? Деникин причисляет их к факторам, «которые должны были морально поднять войска, но фактически послужили к вящему разложению». «Быть может, среди комиссаров есть такие черные лебеди, которые, не вмешиваясь не в свое дело, приносят известную пользу». «Я не отрицаю прекрасной работы многих комитетов, всеми силами исполнявших свой долг, в особенности отдельных их членов, которые принесли несомненную пользу, даже геройской смертью своей запечатлели свое служение родине». Но корень зла тут — в самом институте, и принесенная отдельными лицами польза «ни в малейшей степени не окупит того огромного вреда, которое внесло в управление армией многовластие, многословие, столкновение, вмешательство, дискредитирование власти». «И боевой начальник, опекаемый, контролируемый, возводимый, свергаемый, дискредитируемый со всех сторон, должен был властно и мужественно вести в бой войска». Во что в действительности превратилось высшее командование при таких условиях? «В конечном результате старшие начальники разделились на три категории: одни, невзирая на тяжкие условия жизни и службы, скрепя сердцем, до конца дней своих исполняют честно свой долг; другие опустили руки и поплыли по течению, а третьи неистово машут красным флагом и по привычке, унаследованной от татарского ига, ползают на брюхе перед новыми богами революции так же, как ползали перед царями». А рядовое офицерство? «В самые мрачные времена царского самодержавия опричники и жандармы не подвергали таким нравственным пыткам, такому издевательству тех, кто считался преступниками, как теперь офицеры, гибнущие за родину, подвергаются со стороны темной массы, руководимой отбросами революции».

Каков же исход, каковы меры спасения? Доклад Деникина формулирует эти меры в следующих положениях, к которым более или менее открыто присоединились и другие генералы:

1. «Сознание своей ошибки и вины

Временным правительством, не понявшим и не оценившим благородного и искреннего порыва офицерства, радостно принявшего весть о перевороте и отдающего несчетное число жизней за родину.

2. Петрограду, совершенно чуждому армии, не знающему ее быта, жизни и исторических основ ее существования, прекратить всякое военное законодательство. Полная мощь верховному главнокомандующему, ответственному лишь перед Временным правительством.

3. Изъять политику из армии.

4. Отменить «декларацию прав солдата» в основной ее части, упразднить комиссаров и комитеты, постепенно изменяя функции последних.

5. Вернуть власть начальникам. Восстановить дисциплину и внешние формы порядка и приличия.

6. Делать назначения на высшие должности не только по признакам молодости и решимости, но вместе с тем и по боевому, и служебному опыту.

7. Создать в резерве начальников отборные законопослушные части трех родов оружия как опору против военного бунта и ужасов предстоящей демобилизации.