Одним из важнейших неблагоприятных условий, содействовавших появлению нравственной порчи в среде членов высшей иерархии Греко-Восточной церкви, было до последней степени неразборчивое замещение архиерейских кафедр. Московскому митрополиту Филарету в 60-х гг. приходилось однажды читать следующее сообщение по указанному поводу. «Несколько геронтов (а геронтами в то время назывались члены Константинопольского синода, облеченные особенными полномочиями по делам церковным), большей частью, чтобы не сказать — всегда, раздавали архиепископства (т. е. вообще архиерейские кафедры) своим любимцам и своим тварям (курсив в документе), так что архиерейские кафедры не были более наградой за добродетели и способности, а покупались часто ценой личных услуг и доставались в удел лицам, не всегда обладающим требуемыми качествами»[15]
. Кто здесь именуется презрительным наименованием «твари», не указано; но нет сомнения, что им обозначаются в данном случае разные приспешники, льстецы, прихлебатели, вообще любимцы, которых возводили геронты в архиереи менее всего «за добродетели», а потому, нисколько не удивительно, если они оказывались потом «не обладавшими требуемыми качествами». Не за добродетели и не за способности, ясно обнаруженные, избирались те или другие лица в архиереи, а большей частью — взамен таковых качеств — за деньги, по подражанию еретику Симону, как говорится и греческой Кормчей. Один тонкий соглядатель восточных церковных дел писал (в 40-х гг. XIX в.): «Восточное духовенство пребывает во тьме невежества. Кто из духовных получил лучшее воспитание до греческого первого восстания (в 1821 г.), тот не имеет ходу в иерархии, потому что все епархиальные места, высшие и низшие, продаются тем, которые богаче других. А ученым нет возможности наживать богатства в школах». Тот же писатель, в частности об Иерусалимском патриархате, замечает: «Все денежные сборы таксилдаров (сборщиков) для Гроба Господня присылаются к патриарху Иерусалимскому. А кто больше соберет денег и из своей половины (очевидно, сборщик имел право на половину собранных им денег) даст значительную сумму патриарху, тот и в епископа возводится»[16]. Из рассказа, который мы сейчас приведем и который находим все у того же вышеуказанного наблюдателя восточных дел, ясно открывается, что не школа науки отверзала двери к архиерейству, а гораздо вернее вела сюда школа раболепства и низкого ласкательства. «В Анатолии при одном архиерее жил молодой и бойкий диакон; нередко бивала его папуцами (туфлями) герондисса владыки[17] за его шалости и непослушание ее капризам. Диакон терпел и выговоры, и капризы, и побои от герондиссы, потому что боялся быть выгнанным из дома и потерять право на архиерейство. У нас такой порядок, — разъяснил нашему писателю один греческий иеродиакон, — кто из нас безропотно выносит нечистоты из спальни герондиссы владычной и стоит неподвижной статуей, когда она бьет по щекам своими туфлями или чем попало, тот и умен, и добр, и свят у нас, тот и в архиереи попадет, если, впрочем, сумеет и успеет нажить несколько тысяч пиастров».Затем наш рассказчик снова возвращается к повествованию о вышеуказанном «бойком» диаконе и пишет: «Диакон терпел и не зевал: правдой и неправдой наживал, копил денежки. Но в сердце своем таил намерение уйти от владыки тайно при первом удобном случае и при первой удачной краже денег из шкатулки преосвященного. Случай такой и представился. Герондисса владыки занемогла опасной болезнью. Преосвященный, ухаживая за ней, однажды в хлопотах забыл под подушкой ключи. Диакону то и на руку. Мгновенно он отпер заветный сундук и похитил давно подмеченную шкатулку с турецкими червонцами — и давай Бог ноги! Убежал в Молдавию и оттуда спустя года два явился в Константинополь и за деньги купил себе здесь архиерейство»[18]
. Finis coronat opus! Каков должен был выйти архиерей из низкого лакея и человека, запятнавшего себя уголовным преступлением, — кражей больших денег — представить себе нетрудно.Случалось иногда и так, что известного монаха делали архиереем единственно потому именно, что он оказывался никуда не годным. Дальше идти было, кажется, уже некуда. В 40-х же гг. Селевкийскую митрополию в Антиохийском патриархате занимал архиерей Иаков, бедуин, пахнувший псиной, круглый невежда, серьезно вопрошавший одного русского, когда он узнал, что этот приехал из России, «умеет ли он говорить по-русски», и настолько равнодушный к своей пастве, что не ведал, сколько православных душ в его епархии, и что говорил, как о деле самом обыкновенном, о переходе некоторых его пасомых в турецкую религию. Спрашивается, каким образом такой человек мог сделаться митрополитом, и находим ответ в высшей степени изумительный: «Преосвященный был сначала игуменом монастыря пророка Илии и — дурным. Чтобы избавиться от него, сделали его архиереем»[19]
.Такие-то пути ведут иногда к архиерейской кафедре в Греко-Восточной церкви.