Первыми вспышками революции стали естественные порывы народа. С одной стороны — король, двор и знать, с другой — нация. Эти две стороны, стоя лицом к лицу, сталкивались силой идей и противоположных интересов. Одно слово, одно движение, сбор войск, неурожай, любой оратор, обратившийся к толпе со свирепой речью в Пале-Рояле, могли увлечь массы к мятежу или побудить их идти на Версаль. Все стали мятежниками, все стали солдатами, все стали вождями. Вслед за всенародной популярностью Мирабо, Лафайета, Байи незаметно сформировалась популярность второстепенных персон, уже укоренившаяся в городе и предместьях. Когда эти люди показывались, говорили, шли, толпа шла вместе с ними, не зная даже, куда увлекало ее движение. Вождям довольно было назначить сбор, пустить панический слух, внушить внезапный страх, вызвать гнев, указать какую-нибудь цель, чтобы слепые массы оказались готовы к действию в назначенном месте.
Это случалось чаще всего на площади Бастилии, где, казалось, и место, и камни крепости напоминали народу о его рабстве и его силе. Самым устрашающим из всех людей, возбуждавших волнения в предместьях, был Дантон. Камилл Демулен, столь же смелый в своих замыслах, оказался менее отважен в исполнении. К тому же природа, дав ему беспокойный характер лидера, отказала в соответствующих внешности и голосе. Камилл Демулен был мал ростом, худощав, не обладал красноречием. После рева, с которым Дантон обращался к толпе, голосок Демулена напоминал свист и шелест ветра.
Следующим по степени влияния в то время был Сантерр, командовавший батальоном Сент-Антуанского предместья. Сын фламандского пивовара, сам пивовар, хорошо знакомый толпе, которая посещала по воскресеньям его заведения, Сантерр сверх того выказывал щедрость по отношению к беднякам.
Мясник Лежандр, который являлся для Дантона тем же, кем Дантон стал для Мирабо, — следующей ступенью вниз, в пропасть мятежа, — служивший в течение десяти лет матросом на корабле, обладал грубым и жестоким нравом, свойственным обеим его профессиям. Он основал (при содействии Дантона) клуб кордельеров — центр смелых предприятий, подобно тому как якобинский стал центром радикальных теорий. Всегда предпочитающий удар слову, Лежандр даже движениями тела подавлял еще прежде, чем открывал рот. Он был, если можно так выразиться, дубинкой Дантона.
Вот еще несколько героев. Гюгенен — адвокат, изгнанный из корпорации, затем солдат, затем приказчик, заподозренный, впрочем, в грабеже. Александр — командир батальона Гобеленов
[28], герой предместий, друг Лежандра. Марат — ходячий заговор, настоящий пророк демагогии, который довел свою ненависть к обществу до уровня бреда, хвастал этим и с удовольствием играл роль народного шута. Дюбуа-Крансе — человек военный, храбрый и образованный; Брюн — сабля, в любой момент готовая к услугам заговорщиков; Моморо — типограф, опьяненный философией; Дюбюиссон — мрачный литератор, которого к интригам толкнула непризнанность; Фабр д’Эглантин — комический поэт, одержимый честолюбием иного рода; Шабо — капуцин, ожесточившийся в монастыре и горящий желанием отомстить суеверию, которое его там заперло; Ларейни — солдат-священник; Гоншон и Дюкенуа — друзья Робеспьера; Карра — жирондистский журналист; итальянец по имени Ротондо; Анрио; наконец, Барбару — агент Ролана и Бриссо. Таковы были главные участники и виновники мятежа 20 июня.Все эти люди сошлись в уединенном доме в Шарантоне, чтобы среди безмолвия ночи обсудить предлог и план восстания. Страсти были различны, нетерпение — одинаково. Одни хотели только устрашить, другие поразить, но все одинаково хотели действовать. В двух словах Дантон предложил цель, Сантерр — средства, Марат — энергию, Камилл Демулен — циничную веселость всего события; все выразили решимость поднять народ. Революционную карту Парижа развернули на столе, и палец Дантона указал на ней сборные пункты толпы.