История жирондистов Том I (с оригинальными иллюстрациями)

«Негодяи! — отвечал Марат, который тогда еще прикрывался покровительством Робеспьера. — Они бросят тень и на самую чистую добродетель! Им не нравится гений Робеспьера. Они наказывают его за все его жертвы. Клика Лафайетов, Гюаде и Бриссо провела его и называет теперь главой партии. Робеспьер — глава партии! Они вменяют ему в преступление доверие народа, как будто простой гражданин, без денег и силы, имеет иное средство привлечь к себе любовь народа, кроме своих добродетелей! Они говорят, что он достиг со мной соглашения о создании диктатуры. Это касается меня напрямую, и я объявляю, что Робеспьер далек от возможности располагать моим пером, так как я никогда не имел с ним ни малейших сношений; я видел его только раз, и этот единственный разговор убедил меня, что Робеспьер — не тот человек, какого я ищу для верховной и решительной власти, требуемой революцией. Первым сказанным им словом был упрек в том, что я обмакиваю свое перо в кровь врагов свободы, говорю всегда о веревке, мече и кинжале; эти жестокие слова, без сомнения, не нашли отголоска в моем сердце и доверия в моей душе. „Знайте, — отвечал я ему, — что моя популярность держится не на моих идеях, но на криках отчаяния и ярости против злодеев, которые мешают ходу революции. Эти вопли, которые вы считаете сотрясением воздуха, составляют самое наивное и искреннее выражение страстей, пожирающих мою душу. Да, если бы в моих руках было согласие народа после принятия декрета о гарнизоне Нанси, я бы казнил каждого десятого из депутатов, принявших этот декрет; узнав о событиях 5 и 6 октября, я бы сжег на костре всех судей; после резни на Марсовом поле, если бы у меня были 2000 человек, я пошел бы во главе их, чтобы заколоть Лафайета среди его разбойнических батальонов, сжечь короля в его дворце и умертвить наших кровожадных „избранников“ на их местах!“ Я удалился, поскольку увидел человека честного, но государственного человека не нашел».

Таким образом, злодей внушил ужас фанатику. Робеспьер внушил сострадание Марату.

Схватки между якобинцами и жирондистами давали Дюмурье двойную точку опоры для его политики. С первого дня своей министерской должности он вел переговоры так, чтобы получить от Австрии решительный ответ. Он приглашал рейнских князей, императора, королей Прусского и Сардинского, Испанию признать или отвергнуть конституционного короля Франции. В то же время, когда официальные посланники требовали у этих дворов быстрого и категорического ответа, тайные агенты Дюмурье, пробираясь в кабинеты государей, старались отделить некоторые государства от коалиции.

Сильнее всего Дюмурье воздействовал на настроения герцога Брауншвейгского, которого император Австрийский и король Прусский предназначали для командования соединенными армиями. Этот принц был в их надеждах Агамемноном Германии.

Карл-Фридрих-Фердинанд Брауншвейг-Вольфенбюттельский, выросший среди сражений, литературы и удовольствий, проникся в лагерях Фридриха Великого духом войны, французской философией и макиавеллизмом. Он разделил с этим королем-философом и солдатом все кампании Семилетней войны. В мирное время он путешествовал по Франции и Италии. Принятый везде как преемник военного гения Фридриха, он женился на сестре короля английского Георга III. Столица герцога, где блистали его любовницы и благоденствовали философы, сочетала в себе придворное эпикурейство с суровостью военного лагеря.

«Наружность этого принца, — писал Дюмурье в своей тайной корреспонденции, — выдает хитрость и глубокомыслие. Речь его отличается изяществом и точностью: он образован, трудолюбив, проницателен; имея обширные связи, он ими обязан только своим достоинствам; при этом он экономен даже в своих страстях. Несмотря на кажущееся спокойствие, блестящее воображение герцога и честолюбивый пыл часто увлекают его; одна только осмотрительность и обдуманная заботливость о своей славе сдерживают его и приводят порой к колебаниям, которые, быть может, составляют его единственный недостаток. Это человек редкого закала, но он слишком умен, чтобы быть опасным для людей умных».

Этими характеристиками объясняется предложение, сделанное Кюстином герцогу Брауншвейгскому от имени монархической партии Собрания. Франкмасонство, своего рода подпольная религия, к которой принадлежали почти все принцы Германии, прикрывало своей таинственностью секретные отношения между французской философией и рейнскими государями. Единомышленники в религиозном отношении, они не могли быть вполне искренними врагами в политике.

Герцог Брауншвейгский в глубине души являлся больше гражданином, чем государем, больше французом, чем немцем. Предложение парижского трона польстило его самолюбию. Когда его мнения спросил король Прусский, он посоветовал этому монарху обратить свои силы в другую сторону и отвоевывать провинции в Польше, а не принципы во Франции.