В их родное село, где он жил тогда с матерью, пришла война. Как-то враз все вдруг почернело, как бы состарилось. Эшелон машин, в которых их эвакуировали, попал под бомбежку. Машины остановились. Ничего невозможно было разобрать в страшном грохоте. Люди бросались в сторону от машин. Мать с лицом, которое он никогда не забудет, отчаянно закричала: «Беги, сынок! Скорее! Скорее!» – и тут совсем над головой раздался свист падающей бомбы. Взрывом его подбросило вверх и сильно ударило о землю.
В детдоме он долго и тяжело болел. Голова кружилась, ноги совсем не слушались. Целыми днями лежал с закрытыми глазами. Когда удавалось их открыть, он видел перед собой маленькую женщину, склонившуюся над ним с тревожным вниманием. Лицо у нее было смуглое, доброе. Глаза огромные и блестящие.
– Напугал ты меня… Напугал, – быстро говорила она, прикоснувшись губами к его лбу, проверяя температуру, – а ты вон какой, оказывается, – сильный! Жить будешь долго.
– Хватит тебе на постели лежать, проказник, – шутила она, ласково улыбаясь. – Пора с ребятами во дворе играть, – и теребила его волосы.
Мальчику было хорошо от этой ласковой руки и доброго голоса, чем-то напоминавшего мамин, и он попытался улыбнуться.
Она еще долго сидела рядом, пока он не заснул. Позже он узнал, что это его воспитательница Лидия Ивановна. Каждый день с утра до самого вечера слышался ее звонкий веселый голос: «Ребятки, умываться! Ребятки, обедать! А ну-ка, заниматься!»
Только однажды после ухода почтальона она куда-то исчезла и долго не появлялась. Васин нашел ее в маленькой коптерке, куда они сваливали разбитые стулья и столы. Она сидела за столом, уронив голову на руки, и беззвучно плакала. Рядом лежала маленькая серая бумажка с фронта, извещавшая о смерти ее сына. После того дня она как-то сжалась, кожа на лице стала совсем прозрачной, щеки провалились. Огромные глаза, казалось, стали еще больше. Черные блестящие волосы за одну ночь стали белыми. Судьба годами дарила ей радость, а унесла все в один миг.
О своем горе она никому не говорила. Видно, не хотела тревожить и без того израненные детские души. Всю свою неистраченную материнскую любовь она перенесла на обездоленных детей. Дети были разные, но для всех у нее находилось теплое, ласковое слово, и детдомовцы называли ее Мама Лида.
Удивительно хорошо она умела распознавать у ребят их склонности и таланты. Рыжего Афанасия, например, она отвела в музыкальную школу. Сначала он учился хорошо, потом стал прогуливать.
«И как он, интересно, ухитрялся гулять с контрабасом? – шутил Васин. – Контрабас-то ростом был выше его».
Лидия Ивановна об этом узнала. Что она сказала Афоньке, осталось тайной. Но с тех пор он, сияющий, отчего веснушки на его лице становились еще рыжее, прижав к себе контрабас, мчался на занятия. А сейчас играет в театре в оркестре.
И у Васина Лидия Ивановна тоже нашла способности. Любил он рисовать, а краски в ту пору были редкостью. И вот как-то раз он обнаружил в своей тумбочке коробочку с красками – ох, и радости было тогда! Позже ребята рассказывали, что видели Маму Лиду на толкучке. Она поменяла свою белую с бахромой праздничную скатерть на коробочку красок.
Она всегда была в курсе всех ребячьих дел, в гуще всех детдомовских событий. Когда вязали носки и варежки «Для фронта», Лидия Ивановна незаметно помогала отстающим. А когда ездили в подшефный колхоз, она разметит всем делянки, а потом сама не только у каждого успеет поработать, а еще и свою долю сделает. И все с прибаутками и со смехом.
А дни рождения, которые ребята порою сами забывали, – она всегда напомнит и оделит самым сладким кусочком.
Васин вспомнил и тот день, когда уезжал из детдома. Утром он подошел к двери Лидии Ивановны и услышал ее голос:
– Сережа, заходи.
Просто удивительно, как это она узнавала ребят по походке.
– Дай-ка я погляжу на тебя, – он послушно остановился перед ней.
– Большой ты какой стал, – она улыбнулась, но глаза ее оставались грустными.
– На, возьми. Это тебе на дорогу, твои любимые плюшки. Бери, бери! – протянула она ему кулек. Но он долго не решался взять его. Он знал, что эти плюшки Лидия Ивановна испекла из своего месячного пайка…
«Я-то каков! – лицо Васина помрачнело, – ведь она мне всегда отдавала последнее!» Как ненавидел он себя в ту минуту…
Поезд остановился. Васин схватил пиджак и выбежал из вагона. В палатке на платформе он попросил продавца показать самую красивую косыночку. Вспомнив, что у Лидии Ивановны были огромные голубые глаза, которые детдомовцы еще прозвали «блюдечками», он взял косынку в крупный синий горошек.
«Эта подойдет!» – решил он и побежал в вагон.
Васин глядел в окно и улыбался, представляя себе встречу с Лидией Ивановной.