Топор первый начал рубить дерево, да только от него отскакивал, весь затупился и ни одной зарубки так и не сделал.
Затем Пила начала пилить, а дерево не поддается, лишь искры от него летят, и от пилы зубья отламываются.
Тут с макушки дерева закаркал потревоженный Ворон:
– Вы что не знаете, что эти деревья железные? В них много пуль да осколков от снарядов напичкано. Как они еще живы, удивляюсь?! Здесь во время войны ожесточенные бои шли, солдаты этот край от фашистов защищали, многим красноармейцам эти деревья жизнь спасли, а некоторые тут погибли! – Ворону, видно, было очень грустно вспоминать те военные дни, и он замолчал.
Эта новость быстро долетела до хуторян. Пила и Топор рассказали ее, показывая всем, какими они стали от встречи с железными тополями.
В этот день хуторяне – взрослые, школьники, дети – убрали на опушке леса возле тополей залежавшую листву, засохшие сучья и напоили деревца водицей. Вскоре возле тополей поставили дощечку с надписью: «Здесь бойцы Красной армии и эти деревья защищали нашу землю от немецких захватчиков».
Тополя словно почувствовали проявленное к ним внимание, что их не забыли. Макушки деревьев поднялись в высь, листья у них зазеленели, пух повис большими белыми сережками, и стали они тихо падать, разлетаясь во все стороны… А хуторяне говорили:
– Это тополя плачут о погибших солдатах.
Маленький кусочек хлеба
На выставке вооруженных сил, победивших в войне и разгромивших врага – фашистскую Германию, стояли танки, пушки, пулеметы. Все они сверкали праздничным блеском. Рядом с ними на стенде висели: винтовка, каска, фляга, котелок – солдатские принадлежности, а неподалеку от них лежал маленький кусочек хлеба.
– Ты как сюда попал? – удивленно спросил его котелок.
– Со времен ленинградской блокады сохранился, – тихо ответил он.
– А… я слышал об этой страшной трагедии. Расскажи нам о ней.
И кусочек хлеба повел рассказ.
…Нацисты окружили Ленинград и уничтожили склад с провизией. Еды в городе стало не хватать. Завод пек хлеб из того, что осталось, каждому ленинградцу выдавалось по маленькому кусочку. Настал голод, многие заболели. Вот и у меня на глазах мать маленькой девочки слегла. Она не стала есть хлеб, спрятала меня под подушку, чтобы в случае ее гибели я дочке достался.
«Может, хоть она выживет», – думала мать и вскоре умерла. Дочка стала поправлять подушку и тут меня, хлебушек, обнаружила. Откусила сразу половину, а остаток хотела облизать, как конфетку, да видно ослабла, упала. Ее соседи нашли. Мать отнесли на повозку, а девочку в санбат отправили. Врач долго ее отхаживал и все хотел меня, кусочек, из ее рук вытащить, да не смог. Так и лечили ее вместе со мной.
Много лет прошло, девочка выросла, а меня все время носила с собой в платочке в кармашке. И вот только сейчас отдала меня на выставку.
Все, кто слушал рассказ хлебушка, загрустили и утвердительно произнесли:
– Ты непременно должен быть на самом виду, чтобы все знали о тебе!
– А вот и хозяюшка моя идет, – перебил он. – Я ее по седой пряди узнаю.
И все увидели пожилую женщину, лицо которой со временем избороздили крупные морщины.
Память
Голубь и Голубка сидели на гранитной плите, стоящей на площади, с которой был виден весь город.
– Ты почему каждый раз, когда смотришь на площадь, грустно курлыкаешь? – спросила Голубя Голубка.
– Да когда-то возле памятника, на котором мы сидим, было много народу, – ответил голубь, – а сейчас никого нет! Он даже мхом покрылся. Мне рассказывали, что когда тут хоронили солдата, о нем говорили: «До Берлина героем дошел, с фашистской нечистью сражался. Война закончилась, его направили остатки врага добивать, скрывающегося от преследования. Он приказ выполнил, но сам погиб, на мине подорвался». Теперь здесь лежит, так и не увидев мирную жизнь. Хоронили его с почестями, много было прощальных речей и салютов. Со временем поставили вот этот памятник. Навещали часто, ухаживали за ним, а затем стали реже приходить, а сейчас совсем забыли. Я мох немного выклевал на поверхности постамента и увидел надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто!» – вот еще немного мох повыщиплю, может, имя героя-солдата узнаю.
Голубка была поражена рассказом Голубя. Она взлетела высоко-высоко и громко, на всю площадь закричала:
– Памятник! Памятник надо сберечь! Он – па-мя-ть защитников Отечества!
А Голубь по-прежнему сидел и грустно курлыкал.
Песня Скрипки
В реставрационной мастерской Контрабас спрашивает Скрипку:
– Почему все так нежно обращаются с тобой? Ты же обычная скрипка. В тебе нет никакой ценности.