Историки Рима

24. Ни эти доводы, ни другие, им подобные, не возымели действия на принцепса; он с самого начала был несогласен с ними и, созвав сенат, так начал свою речь: «Предки мои требуют, чтобы мое правление было исполнено того же духа, который царил здесь в их времена; первый из них, Клавз, был сабинянин родом, но его приняли сразу в число римских граждан и в число патрициев; отовсюду стягивать сюда лучшие силы — такова и моя цель. Я не могу не помнить, что Юлии вышли из Альбы, Корункании — из Камерия, Порции из Тускула, а если не касаться такой седой старины, — что в сенате заседают уроженцы Этрурии, Лукании и самых разных краев Италии, что Италией постепенно стали называться все земли вплоть до Альп, а само имя римлянина присваивают уже не отдельным людям за особые заслуги, но населению целых областей, народам и племенам. Лишь тогда в нашем доме настал твердый порядок и перед мощью нашей склонились чужие народы, когда мы включили в свое государство Транспаданскую Галлию и, как бы расселив по всему миру легионы, привлекли к себе все самое здоровое, что было в провинциях, восстановив таким образом пришедшую было в упадок власть Рима. Надо ли стыдиться того, что Бальбы пришли к нам из Испании, а мужи, не уступающие им своими достоинствами — из Нарбоннской Галлии?

501

Потомки их живут среди нас, и не менее горячо, чем мы, любят свою новую родину. Что погубило лакедемонян и афинян, несмотря на всю их военную мощь, как не обыкновение видеть в побежденных иноплеменников и силой подчинять их своей воле? В отличие от них, основатель нашего города Ромул действовал столь мудро, что при нем римскими гражданами становились многие народы. Нами правили пришельцы из чужих земель, и сыновья отпущенников не раз занимали высшие государственные должности, причем назначения эти вовсе не представляют собой новшества, как многие ошибочно полагают, но производились также в былые времена. Разве не сражались мы с сенонами? Можно подумать, что не ходили на нас войной ни вольски, ни эквы, что не покоряли нас галлы, что мы не давали заложников тускам и не проходили под ярмом самнитов. И вот, если вспомнить все эти войны, ни одна из них не кончалась так быстро, как война против галлов, мир же, наступивший после нее, и прочен, и длится до сего дня. Во всем подобные нам нравами и занятиями, связанные с нами родством, галлы не столько владеют сами своим золотом и богатствами, сколько делят их с нами. Всё, отцы сенаторы, что сейчас считается древним, было когда-то новым. После патрициев стали занимать государственные должности и плебеи, после плебеев — латиняне, после латинян — другие пароды Италии. Когда-нибудь станут древними и законы, которые мы сейчас обсуждаем, а то, что мы сегодня стремимся обосновать примерами из прошлого, само будет подобным примером».

25. После этой речи принцепса было принято постановление, на основании которого эдуям первым предоставили право становиться римскими сенаторами. Оно было дано им как старейшим союзникам и как единственному галльскому племени, имевшему звание братьев Римского народа.

Тогда же Цезарь ввел в число патрициев ряд сенаторов — отчасти самых старых, отчасти же таких, чьи родители стяжали особенно громкую славу; ибо семей, которых приняли в это сословие Ромул, а позже Луций Брут, оставалось уже мало и перевелись даже потомки тех, кого сделали патрициями диктатор Цезарь по закону Кассия и принцепс Август на основании закона Сепия. Мера эта была встречена во всем государстве радостно, и сам цензор проводил ее в жизнь с превеликим удовольствием. Клавдий был весьма озабочен тем, каким образом удалить из сената людей, ославивших себя бесчестными поступками, и, наконец, отказавшись от суровых мер, применявшихся в подобных случаях в старину, выбрал мягкий и лишь недавно вошедший в употребление способ — посоветовал каждому взвесить и самому решить, не воспользоваться ли ему правом выхода из сената. «Подобная просьба, — говорил принцепс, — будет легко удовлетворена, я же не стану разграничивать исключенных и тех, кто сам захотел бы сложить с себя обязанности сенатора; люди, удаленные из сената цензорами, смешаются с теми, кто покидает его добровольно, и это смягчит чувство унижения». В связи с этим консул Випстан предложил присвоить Клавдию имя отца сената, ибо, как он говорил, звание отца отечества стало уже обычным, особые же заслуги перед родиной следует отмечать столь же особыми словами. Клавдий сам отверг это предложение консула как слишком отдающее лестью. Он провел перепись, показавшую, что число римских граждан составило пять миллионов девятьсот восемьдесят четыре тысячи семьдесят два.

Здесь его неведению своих домашних дел настал конец. Вскоре ему предстояло узнать о преступлениях жены, покарать ее и воспылать новой любовью, приведшей его к кровосмесительному браку.