Историки Рима

50. Дело в том, что Вологез счел обстановку благоприятной и намеревался захватить Армению, которая некогда была достоянием его предков, отторгнутым, как он уверял, лишь происками чужеземных властителей. Он собрал войско и рассчитывал посадить на армянский престол своего брата Тиридата — таким образом, у каждого члена его семьи было бы свое царство. Парфяне перешли границу, иберы оставили страну без боя, и новые хозяева подчинили себе армянские города Артаксаты и Тигранокерт. Вскоре, однако, наступила зима; из-за лютых морозов и нехватки продовольствия в армии начался мор, и Вологез был вынужден отказаться от своих завоеваний. Страна больше не принадлежала никому, и в ее пределы вновь вступил Радамист, еще более свирепый и безжалостный, чем прежде, в каждом видевший теперь изменника, каждого подозревавший в намерении взбунтоваться при первом удобном случае. Армяне привыкли к рабству, но на этот раз даже они не выдержали и с оружием в руках окружили царский дворец.

51. Теперь Радамисту оставалось надеяться только на быстроту коней, уносивших его вместе с женой. Жена его была беременна, сначала она крепилась из страха перед врагами и любви к мужу, но скачка продолжалась, ей растрясло живот, и она стала просить, чтобы ее лучше убили, но не оставляли на плен и поругание. Обняв жену, Радамист снова усаживал ее в седло, убеждал взять себя в руки, то восхищался ее доблестью, то бледнел от ужаса при мысли, что она может достаться врагам. Наконец, любовь заставила его решиться, злодейство было ему не внове, и он вытащил свой кривой меч. Он отнес к Араксу израненное тело и бросил его в реку, чтобы даже труп ее не достался преследователям, сам же еще быстрее помчался к иберской границе и вскоре добрался до отцовских владений. Однако Зенобия (так знали эту женщину), попав в прибрежное мелководье, вскоре начала дышать и постепенно ожила. Пастухи нашли ее, увидели, как она красива, как богато одета, решили, что то должна быть женщина знатная, перевязали ей раны и стали лечить своими народными средствами; когда же они узнали, как ее зовут и что с ней произошло, то отнесли ее в город Артаксаты. Отсюда Зенобию на средства города отправили к Тиридату; он принял ее ласково и обращался с ней как с царицей.

52. В консульство Фавста Суллы и Сальвия Отона 542был отправлен в ссылку Фурий Скрибониан за то, что он якобы пытался выяснить у магов, скоро ли умрет принцепс. В обвинении говорилось и о поведении матери его Вибии, которая была сослана еще раньше и недостаточно покорно сносила свою участь. Отец Скрибониана был тот самый Камилл, который в свое время поднял восстание в Далмации, и цезарь, вторично сохраняя жизнь члену этой враждебной ему семьи, хотел доказать всем свое великодушие. Скрибониан, однако, недолго прожил в изгнании и вскоре умер, случайно или от яда, сказать трудно; на этот счет были разные мнения. Сенат принял постановление об изгнании из Италии звездочетов — очень суровое и ничего не давшее. Принцепс произнес речь, в которой воздал хвалу сенаторам, которые из-за бедности своих семей добровольно покинули сенаторское сословие; не сделавшие этого и таким образом к бедности своей добавившие еще и наглость, были из сената исключены.

53. Тогда же отцы-сенаторы рассмотрели доклад о мерах наказания женщинам, прелюбодействующим с рабами. Постановили, что, если прелюбодеяние совершалось без ведома хозяина, их следует обращать в рабство, если же хозяин дал свое согласие — считать вольноотпущенницами. Консул следующего года Барея Соран внес предложение присвоить Палланту — который, как объявил цезарь, был автором этого законопроекта — преторское достоинство и наградить его пятнадцатью миллионами сестерциев. Сципион Корнелий, в свою очередь, предложил всенародно выразить Палланту благодарность за то, что он, потомок аркадских царей, ради общей пользы забыл о своем знатном происхождении и согласился стать одним из помощников принцепса. Клавдий вполне серьезно сообщил, что Паллант рад оказанным ему почестям, но от денег отказывается, ибо предпочитает и дальше жить в бедности. И на всеобщее обозрение выставлены были медные доски с текстом сенатского постановления, в котором отпущеннику с состоянием в триста миллионов сестерциев воздавалась хвала за достойные наших предков умеренность и бережливость.