Истребитель

Она стояла посреди горного леса, и Березин впервые испугался: они высоко забрались, вокруг никого не было, и если она сумасшедшая, ожидать можно всего. Толкнет вниз, придушит – никакой атлетизм не спасет. Сумасшедшие, говорят, бывают необыкновенно сильны. Березин с особенной силой ощутил запах мертвой листвы и почувствовал, что это запах тревожный. Но женщина была так хороша, так ясно вся обрисовывалась под легким коротким платьем самого простого ситчика, что он подумал: не самая плохая смерть. И решился поцеловать ее, ибо сумасшедшая, не сумасшедшая, а против такого все они бессильны, все в этот миг теряют волю к сопротивлению. Он прямо чувствовал в такие минуты, как из него вылетают флюиды, подавляющие чужую волю. И она закинула голову, сдаваясь ему. Вот такая, успел он подумать, такая должна быть женщина нашего времени: она таинственна, она ничего не расскажет, она умеет наслаждаться. Если действительно свободна, я возьму ее.

Он выпустил ее. Женщина смотрела озадаченно и, как ему показалось, подначивающе.

– Не подумайте, я не позволю себе лишнего, – сказал Березин.

– Да хоть бы и позволил, – сказала она, усмехаясь лениво, и Березину опять не понравилось, что кругом так тихо.

– Пойдем вниз.

– Лучше бы вверх еще, – сказала она.

– Да темнеет уже. Пойдем. Я тут ничего не знаю.

– А и знать нечего, – сказала она.

Березин взял ее за руку, она не отняла.

– Ну пойдем, пожалуйста, – сказал он совершенно по-детски.

И она покорно – словно действительно ее убил муж и ей было теперь все равно – дала ему еще раз поцеловать себя, а потом пошла с ним вниз из этого горного леса. Вдруг навстречу им выбежала большая дворняга – скорее всего, с примесью овчарки, – но, завидев Людмилу, странно попятилась и побежала вбок. За собакой шла старуха-татарка в резко-желтом платье, остановилась и долгим внимательным взглядом их проводила.

– Хорошо, – сказал Березин самым бодрым своим голосом, – предположим даже, что и в самом деле… Но ты, – он почувствовал теперь возможность перейти на «ты», – ты-то находишься, как ты говоришь, среди живых?

– Нахожусь, даже очень, – сказала Людмила и засмеялась, и он сам устыдился того, какие глупости приходят ему в голову. Современная женщина, возможно, даже метростроевка. Он видел однажды изумительно красивую женщину-метростроевку, чужую, к сожалению.

– Но ты свободна сейчас, я только это хочу спросить?

– Это кто же тебе скажет? – ответила она, останавливаясь, и сама поцеловала его. – Этого никто тебе не скажет. Ты вот думаешь, что ты свободен. Очень хорошо. Это очень может быть. А между тем ты не совсем свободен, это еще если говорить очень слабо.

Березину увиделся в этом намек на то, что он уже не совсем свободен от нее, и этому намеку страстно обрадовался. Они быстро спустились в город и отправились на летнюю эстраду, на которой фальшиво играл оркестр, а внизу так же фальшиво танцевали отдыхающие. Среди них отчетливо различимы были смуглые представители местного населения, вышедшие на охоту за бледными, робкими курортницами. Вокруг была сладостная пошлость курортной жизни, которую Березин за последние три года успел забыть, а сверху начали зажигаться мохнатые южные звезды. Поскольку несколько глубоких поцелуев уже случились, в танце Березин не проявлял агрессии. Напротив, он старался быть ненавязчив, как бы печально удален, словно между ними что-то уже случилось и оба они, заглянув в бездну, слегка грустят.

Людмила вдруг засмеялась.

– Что ты?

– А, ничего. Анекдот вспомнила.

– Расскажи.

– Да незачем.

– Ну интересно!

– Да ничего особенного. Ну, в общем, мужчина привел женщину к себе.

Это был уже прямой намек.

– Осенью, – уточнила она. – У моря синего.

– Да-да, – сказал Березин по возможности невозмутимо. – У синего моря.

– Привел, раздел, все такое. Ну знаешь, как обычно.

– Да.

– Ну вот. Смотрит, а головы у нее нету.

– Ну?

– Всё. Что, не смешно?

– Почему. – Он попытался спасти положение. Тут кончился медленный танец «Дождь над городом», возникла опять пауза, и вокруг почему-то стало совершенно тихо. Никто не хихикал, не взвизгивал, даже не чиркал спичкой.

– Вот если бы он ее раздел, а у нее этого нету… ну, понимаешь…

– Это было бы не смешно, – сказала она. – Ты не умеешь смешное рассказывать. Давай мне лучше про черную лестницу расскажи.