Сам Николай Николаевич Кузьмин, арестованный 15 мая 1937 года и обвиненный в заговорщических связях с Тухачевским, на допросе, продолжавшемся с 11 по 14 июня, не зная, что друга уже нет в живых, показал: «1 ноября 1930 года я был в Ленинграде на квартире Тухачевского и обедал у него. Эту дату я помню хорошо, потому что это день рождения моей дочери, жившей с моей прежней женой у Тухачевского. Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относится к моей дочери. Поэтому товарищеские отношения с ним и после ухода моей жены не испортились. Беседуя с ним, я информировал его о встречах с Сува-риным (близким к Троцкому деятелем французской компартии. —
Николая Николаевича следователи сломали еще 3 июня, когда он, не выдержав непрерывных допросов, согласился давать нужные показания. Нам остается только гадать, действительно ли Кузьмин, будучи советским генеральным консулом в Париже, встречался с Сувариным и передал от него и Троцкого привет Тухачевскому, да еще таким образом, что становилось ясно: Михаил Николаевич и его соратники прежде уже информировали бывшего председателя Реввоенсовета о своей оппозиции к Сталину. Или все это придумали следователи, чтобы обвинить Кузьмина в скрытом троцкизме?
А вот другое признание Николая Николаевича почти не вызывает сомнений. Бывший комиссар Балтфлота процитировал слова Тухачевского о том, что Ворошилов и принадлежавшие к его группе Буденный, И.П. Белов, Шапошников и Егоров — «рутинеры, недостаточно понимающие современное военное дело». Кузьмин утверждал: «Тухачевский, как он мне тогда говорил, своей основной задачей ставил добиться назначения нескольких ориентирующихся на него командующих войсками членами Реввоенсовета в целях усиления влияния чисто военных на деятельность Реввоенсовета». Нет, конечно же, не из-за женщин погорел Михаил Николаевич! Юлию Ивановну арестовали и объявили шпионкой только потому, что была близка с Тухачевским. И отделалась она сравнительно легко — всего 8 годами лагерей, выйдя из заключения 8 мая 1945 года, в первый день мира.
В 20-х числах апреля были получены показания от арестованных бывшего начальника Особого отдела НКВД Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел Прокофьева о сговоре Тухачевского, Уборевича, Корка, Шапошникова и других военачальников с Ягодой. Однако сам Генрих Григорьевич этого пока не подтверждал. На допросе 26 апреля 1937 гбда он настаивал: «Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было. Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался». Сговорчивее оказался один из подчиненных Ягоды, бывший заместитель начальника одного из отделов НКВД Волович. На следующий день он показал, что Тухачевский был участником заговора правых и должен был обеспечить поддержку заговорщиков армией.
Приволжским военным округом Михаилу Николаевичу довелось командовать очень недолго. 14 мая он прибыл в Куйбышев, а 22 мая был арестован. 25-го маршала под конвоем привезли в Москву. 15 мая последовал арест бывшего начальника управления начальствующего состава в Наркомате обороны, одного из ближайших друзей Тухачевского. Узнав об этом, Михаил Николаевич по-настоящему встревожился, опасаясь, что вскоре последует за Борисом Мироновичем. Но ничего предпринять не успел, да и не знал, что предпринять.
20 мая Ежов направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу протокол допроса Фелвдмана, произведенного накануне. В сопроводительной записке нарком подчеркивал: «Фельдман показал, что он является участником военно-троцкистского заговора и был завербован Тухачевским М.Н. в начале 1932 года. Названные Фельдманом участники заговора — начальник штаба Закавказского военного округа Савицкий, заместитель командующего Приволжского ВО Кутяков, бывший начальник школы ВЦИК Егоров, начальник инженерной академии Смолин, бывший помощник начальника инженерного управления Максимов и бывший заместитель начальника автобронетанкового управления Ольшанский — арестованы. Прошу обсудить вопрос об аресте остальных участников заговора, названных Фельдманом». Именно эти показания послужили формальным основанием для решения об аресте Тухачевского.
На самых первых допросах, протоколы которых или не составлялись вовсе, или не сохранились, Тухачевский отказывался признать свою вину. Это явствует из его собственноручных показаний, датированных 1 июня 1937 года: «Настойчиво и неоднократно пытался