Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь

Смерть таилась не только в хирургических отделениях, хотя в них ее присутствие ощущалось особенно сильно. Любой, кто мог избежать попадания в больницу, не пренебрегал этой возможностью. Флоренс Найтингейл, ставшая для Великобритании после Крымской войны своего рода святой покровительницей, за два года до несчастного случая маленького Джеймса констатировала: «Смертность в госпиталях, особенно больших и перенаселенных городов, фактически намного выше, чем смертность от того же типа болезни у пациентов, проходящих лечение вне стен больниц» [1].

 Боль, колоссальную преграду для хирургии, преодолели с помощью эфира и хлороформа, а вот невидимых врагов на скальпеле, руках хирурга, на ране и в воздухе – победить не смогли.

Листер предположил, что с ними можно бороться, даже если они уже проникли в рану, подобную той, что у юного Джеймса. Исходя из этого, Листер взял в руки не пилу, а скальпель. Он ввел мальчика в наркоз, дав ему вдохнуть хлороформ, а затем начал осторожно очищать рану. Удалив грязь, сгустки крови и поврежденные ткани, врач бережно вернул голень в нормальное положение. В процессе Листер и его ассистент доктор Макфи снова и снова ополаскивали рану ароматно пахнущей жидкостью – карболовой кислотой. Этим же веществом была пропитана льняная ткань, которой врачи обернули ногу с наложенной шиной. Хлопчатая бумага, также предварительно смоченная в карболовой кислоте, образовывала следующий слой. На завершающем этапе наложили тонкую металлическую фольгу, плотно прилегающую ко всей повязке. Теперь оставалось только ждать. Ждать, пока рана не начнет издавать отвратительный запах, являющийся верным признаком гангрены, после чего придется провести изувечивающую операцию, которую Джозеф Листер так не хотел проводить, не попытавшись сделать что-то совершенно новое.

Джозеф Листер родился 5 апреля 1827 года

в обеспеченной семье квакеров в деревушке Аптон, в то время находившейся за пределами Лондона, ныне же поглощенной мегаполисом. Его отец, Джозеф Джексон Листер, являлся успешным импортером портвейна и других вин, которыми так нравилось наслаждаться за ужином или после него ширившейся и все более процветающей буржуазии: ее представители видели в вине атрибут утонченного образа жизни. Однако у Джозефа Джексона было особое хобби, которому он посвящал время всякий раз, когда это позволяла сделать работа. Его восхищали микроскопы – он сам шлифовал линзы и собирал эти инструменты. Со временем он добился улучшений, которых давно ждали пользователи оптических приборов: ботаники, зоологи и, разумеется, некоторые врачи. С помощью ахроматических линз, разработанных Листером-старшим, можно было компенсировать так называемые аберрации, оптические явления вроде цветных теней на исследуемом объекте и ореолов, световых окаймлений подсвеченных участков. Увлеченность отца передалась сыну. Поместив краба под один из микроскопов отца, мальчик завороженно смотрел, как бьется сердце животного и, как он позже вспоминал, опираясь на знание анатомической терминологии, пульсирует аорта. «Микроскопы Листера настолько высоко ценились в профессиональном мире, что отец и сын представили свои экспонаты на Великой выставке 1851 года в Хрустальном дворце. Возможно, прогуливаясь по выставочному залу, королева Виктория благосклонно взглянула на них и их инструменты, а с просто одетым набожным молодым квакером королеве еще доведется познакомиться лично.

Листеры были увлеченной наукой и открытой миру семьей. Одним из ближайших друзей отца Джозефа являлся патолог Томас Ходжкин, который также состоял в обществе квакеров. Он обнаружил вид рака крови, который сегодня носит его имя – лимфома Ходжкина. Один из многочисленных участников революции 1848 года, оказавшихся в изгнании, имел счастье получить пособие благодаря Джозефу Джексону Листеру. Этим человеком был – венгерский борец за свободу Лайош Кошут, вынужденный покинуть родину после подавления революции в Венгрии австрийскими и русскими войсками. Желание юного Джозефа стать хирургом не встретило значительного сопротивления со стороны родителей, хотя они предпочли бы, чтобы сын овладел профессией «настоящего» врача. Отец настоял лишь на том, чтобы Джозеф изучил основы традиционных дисциплин, таких как классические языки и ботаника. В 17 лет юноша поступил в Университетский колледж Лондона, в учреждение, которое, в отличие от некоторых классических университетов, таких как Оксфорд и Кембридж, не настаивало на принадлежности к церкви Англии, и было открыто в том числе и для членов религиозных групп вроде квакеров.