Итиноку

– Это мама так меня отчитывает, когда я приношу ей подарок из "Рив гош", "Л'Этуаль", пирожные из Елисеева или покупаю билеты в партер в Мариинке или Александринке. Она заверяет, что прекрасно посмотрела бы спектакль и с балкона, а я рискую без штанов остаться со своим мотовством.

– Надо же, – улыбнулся Морской, – вот так совпадение, у меня была бабушка, рассуждавшая точно так же: чем тратить деньги на всякие, как она говорила, фигли-мигли, лучше купить на них что-то нужное для дома, например, кухонную посуду или "наволоки" на подушки.

– Схожу с удовольствием, – сказала Ника, – "Сумида" собиралась и в Питер года два назад, и я должна была освещать их представление, но тут ударила первая волна коронабесия, всё закрыли и отменили, цирк уехал…

– … и клоуны разбежались, – подхватил Морской. – Итак, решено: идем на "Сумиду"!

– Кстати, Витя, а знаешь ли ты, что такое Сумида? – спросила Ника.

– Еще бы не знать, – хмыкнул Морской, – думаешь, я не поинтересовался, как называется то, что течет мимо отеля? Сумида-гава, или, как я ее называл – "токийская Нева". Кстати, наша Нева лучше ихней…

– Боже, и за этого человека я вышла замуж. Он говорит "ихней"!..

– Ага. "Мы же интеллигентные люди, г…к!", как говорит Ионов Астафьеву после третьей бутылки "Хеннесси"…

*

В Севастополе они узнали, что железнодорожного вокзала в Ялте нет и добраться туда можно только автобусом или на такси. Прежде, чем Ника успела достать телефон и посмотреть адрес автовокзала и расписание автобусов, Виктор успел зафрахтовать сразу два автомобиля – в одном ехали они, в другой – сопровождающие их бодигарды "Морской. Инкорпорейтед".

– Витя, ты все-таки транжир, – привычно упрекнула его Ника, – знаешь, как они закручивают цены на вокзале?

– Я в поезде не успел позавтракать, проспал, – на щеках Морского появились улыбчивые ямочки, – и уже голоден. И хотел бы позавтракать, глядя на Набережную имени Ленина. Шашлык-машлык, вино-кино, пахлава-чурчхела, панимаэш…

– Завтракать шашлыком и вином, – Ника закурила, – это в твоем кругу страшный моветон. Сибас в конфи, фуагра, дичь на вертеле, вонголе, лягушачьи лапки – вот настоящий завтрак аристократа…

– Я могу себе позволить не следовать модным тенденциям и под кого-то подлаживаться, – Морской скривился. – Вонголе… Фуууу! Как-то попробовал и отплеваться не мог. А лягушки мне в глотку не лезут потому, что я в нашем болотистом краю на них вот так насмотрелся и наслушался. Сразу вспоминаю эти лесные хоры с комариным аккомпанементом. В душе, наверное, я так и остался пацаном в китайских кроссовках потому, что с большим удовольствием уплетаю пельмени в твоем любимом кафе или чебуреки у Петровны, чем всех этих модных квакушек, улиток и прочие суши. Есть их считается сейчас признаком утонченности. А я не могу понять, чем всех так покорил рис с сырой рыбой…

Две машины быстро подъехали к городской черте. На постаменте стоял, глядя на них круглыми глазами, первый севастопольский троллейбус, и на солнце казалось, будто он удивленно приоткрыл рот: "И куда это вас таким табором несет спозаранку?"

Миновав кольцевую дорогу и разъезд, они прибавили скорость. Междугороднее шоссе осенним утром было пустынно. Автомобиль охраны следовал за первой машиной, строго держа дистанцию. В Ялту Виктор взял с собой четырех охранников – многократно проверенных и испытанных: Киру Лидину; двоих ребят, которые летом блестяще себя проявили на "Парнасе" возле велнес-клуба, и парня, который в Выборге на четверть часа обесточил железнодорожный вокзал, чтобы не дать сбежать преступникам… Все четверо – абсолютно надежные и преданные хозяину люди.

В Севастополе Ника отметила, насколько здесь теплее, чем в Петербурге. Куртка довольно быстро перекочевала с ее плеч на пояс. Добротная, основательная, питерская, на юге она была слишком жаркой даже 1 ноября. "Удивительно, какой здесь мягкий климат! Настоящие субтропики".

День начинался ясный и солнечный. Склоны гор алели и золотились – леса еще не сбросили осенний наряд. Густо зеленели хвойные леса. Далеко внизу синело море, расчерченное штрихами белых гребней.

– Громыханье волны неизменной, дождь над морем, а на море шторм… – пробормотал Виктор.

– Почему ты вспомнил эти стихи? – спросила Ника, посмотрев в телефоне эти строки. Николай Ушаков. "Накануне", о предвоенном рассвете. Однажды такое уже было – в Синеозерске Наум процитировал в кафе стихотворение об утренней росе на цветах и тишине за пять минут до начала войны… А вскоре они узнали о готовящейся диверсии, и времени до пасхальной ночи, когда злоумышленники должны были привести замысел в исполнение, оставалось катастрофически мало… Спонтанное гадание на стихах безошибочно предсказало грядущие испытания. И почему сейчас Виктору пришли в голову именно строки о "рассвете предвоенном"?

– Да так, посмотрел на эти волны… А что? – Виктор тоже взялся за телефон. – Блин. Ничего себе процитировал. Как бы опять в диверсию не вляпаться, на проходимцев не нарваться и киллеров по кустам не гонять!

– И машину заброшенную не обнаружить…

*