Итоги № 10 (2013)

Решение основателя компании «Интеррос» Владимира Потанина присоединиться к глобальной инициативе Билла Гейтса и Уоррена Баффета Giving Pledge («Клятва дарения») вызвало в России разноречивые отклики и комментарии. Еще бы: предприниматель берет на себя публичное обязательство пожертвовать значительную часть многомиллиардного состояния на благотворительность. При всей очевидности заявленного шага у общества остаются вопросы к форме его реализации. За разъяснениями «Итоги» обратились к генеральному директору Благотворительного фонда Владимира Потанина Ларисе Зельковой.

— Интересно, а на чем новобранцы Giving Pledge клянутся — на крови или на чековой книжке?

— Надо понимать, что клятва в значительной степени формальность, ритуал. Этой инициативе уже три года, и на данный момент к ней присоединились 105 человек. Первыми были Билл Гейтс и Уоррен Баффет, призвавшие соотечественников, американских филантропов, пообещать себе, своим семьям, а также всему миру, что не менее половины состояния отдадут не наследникам, а пожертвуют на благотворительные цели.

— Есть порог, с которого можно примкнуть к движению? Если у тебя нет «ярда», пошел в ..., проходи мимо?

— Имущественного ценза не существует. И ограничений по возрасту тоже, среди присягнувших люди от 28 до 97 лет. Другое дело, что для вступления в любой клуб требуется согласие остальных его членов. Потанин оказался в числе первых двенадцати не имеющих американского гражданства меценатов, которые получили персональные приглашения присоединиться к Giving Pledge. Кроме Владимира Олеговича, в список вошли несколько британцев, в том числе сэр Ричард Брэнсон, лорд Дэвид Сэйнсбери, украинец Виктор Пинчук, австралийцы, южноафриканцы, немец, таец, индиец... Форма «Клятвы» произвольная, нет жесткого стандарта. По сути, это декларация о намерениях. Впервые о готовности пожертвовать значительную часть накопленного капитала на благие цели Потанин заявил еще в 2010 году и тогда же сделал необходимые шаги для формализации решения. После этого мы в фонде всерьез задумались, какие программы имеют шанс остаться надолго, и начали их разрабатывать. Ведь филантроп должен быть уверен, что существует механизм, который позволит не беспокоиться о судьбе передаваемых им средств, допустим, и через сто лет, когда никого из ныне здравствующих уже не будет. Это самая сложная часть задачи.

— Словом, Владимир Олегович усомнился в России, не нашел здесь гарантий, что денежки не уплывут не в ту степь, и предпочел присоседиться к американцам...

— Нет, не так. Давайте реально смотреть на вещи: в отечественной практике пока отсутствуют примеры, как подобная модель могла бы работать на протяжении десятилетий. На Западе, в частности в США и Великобритании, в законодательстве четко прописаны правила для трастов. Они могут быть про что угодно, в частности благотворительные. Первые их прообразы в России — фонды целевого капитала, во всем мире именуемые эндаументами. Наше законодательство в этом сегменте молодое, ему шесть лет, а эндаументов в России около девяноста, и сегодня никто не скажет, что будет с этими организациями даже через десять лет, не говоря о более длительном сроке. Но, подчеркиваю, вопрос не в том, где ты держишь свой кошелек.

— Почему? И в нем.

— Траст — форма доверительного управления, но распоряжаться деньгами будет благотворительный фонд. И он должен все делать в строгом соответствии с волей учредителя. Даже, повторяю, через век или через два.

— Но кошелек все это время продолжит оставаться где-то за бугром?

— Активы и бизнесы Потанина находятся в России. Он инвестирует в отечественные компании и здесь получает доходы. И его благотворительный фонд тоже, разумеется, российский.

— Сам бог велел попытаться в родных палестинах прививать культуру филантропии, совершенствовать законодательство.