Читаем Итоги современного знания полностью

Всякое отчетливое заблужденіе можетъ послужить къ выясненію истины, и въ этомъ смысл не должно насъ излишне огорчать. Здсь мы хотли только замтить, что та психологія, которая нынче въ такомъ ходу, которая такъ богата фактами и такъ ревностно разработывается, очевидно требуетъ какого-то восполненія, а въ теперешнемъ ея вид можетъ приводить умы въ. странное состояніе, о которомъ говоритъ Шеврильонъ, которое у послдователей буддійской пражны-парамиты почитается лучшею мудростію, ведущею къ высочайшему благу, но у европейцевъ, кажется, ни во что не разршается, кром безъисходнаго недоумнія.

X

Заключеніе. — Мысль Веневитинова

Вотъ нкоторыя краткія и общія указанія на итоги научныхъ успховъ за послднія десятилтія. Едва-ли можно согласиться съ Ферріери, что нашъ вкъ есть вкъ научнаго обновленія. Успхи современныхъ знаній односторонни и, какъ видно изъ отзывовъ Ренана, эта односторонность такова, что въ самыхъ важныхъ вопросахъ мы достигаемъ только отрицанія или сомннія. Въ силу общераспространеннаго склада научныхъ убжденій падаютъ не только нравственныя, но и юридическія понятія. И невозможно указать такого философскаго направленія, такой идеи, которая могла бы надяться получить силу въ научномъ движеніи и измнить его ходъ. По всему этому, послднюю половину нашего вка. скоре можно назвать временемъ упадка наукъ, чмъ временемъ ихъ обновленія.

Для насъ, русскихъ, это тмъ печальне, что именно въ это время вліяніе умственнаго движенія Европы у насъ дйствуетъ сильне и шире, чмъ когда бы то ни было. И, такъ какъ самобытное наше развитіе очень слабо, то мы неизбжно переживаемъ на себ вс болзни и паденія европейской мысли. Лучшіе годы лучшей молодежи тратятся на тщательное изученіе книгъ, не заключающихъ въ себ живой и плодотворной мысли, а только упорно развивающихъ какое-нибудь одностороннее ученіе. Между тмъ эти книги идутъ одна за другою; умы постоянно развлечены и заняты, слдовательно, неспособны отдаться естественнымъ побужденіямъ боле здоровыхъ и ясныхъ чувствъ, естественному влеченію неискаженной любознательности.

По поводу подобныхъ соображеній, поэтъ Веневитиновъ, оставившій по себ навсегда память немногими стихами высокаго достоинства, сказалъ нсколько словъ, которыя, намъ кажется, слдуетъ тоже помнить.

Въ стать «Нсколько мыслей въ планъ Журнала (тогда затвался Московскій Встникъ, начавшій выходить съ 1827 г.) Веневитиновъ разсуждаетъ о недостаткахъ нашей литературы, изъ которыхъ главный, но его мннію, заключался «не столько въ образ мыслей, сколько въ бездйствіи мыслей», и потомъ говоритъ:

«При семъ нравственномъ положеніи Россіи, одно только средство представляется тому, кто пользу ея изберетъ цлію своихъ дйствій». Надобно бы совершенно остановить ныншній ходъ ея словесности и заставить ее боле думать, нежели производить. — «Для сей цли надлежало бы нкоторымъ образомъ устранить Россію отъ ныншняго движенія другихъ народовъ, закрыть отъ взоровъ ея вс маловажныя происшествія въ литературномъ мір, безполезно развлекающія ея вниманіе, и, опираясь на твердыя начала философіи, представить ей полную картину развитія ума человческаго, картину, въ которой бы она видла свое собственное предназначеніе». — «Мы слишкомъ близки къ просвщенію новйшихъ народовъ и слдственно не должны бояться отстать отъ новйшихъ открытій, если мы будемъ вникать въ причины, породившія современную намъ образованность, и перенесемся на нкоторое время въ эпохи, ей предшествовавшія». — «Философія и примненіе оной ко всмъ эпохамъ наукъ и искусствъ, — вотъ предметы, заслуживающіе особенное наше вниманіе, предметы тмъ боле необходимые для Россіи, что она еще нуждается въ твердомъ основаніи изящныхъ наукъ и найдетъ сіе основаніе, сей залогъ своей самобытности, и слдственно своей нравственной свободы въ литератур,- въ одной философіи, которая заставитъ ее развить свои силы и образовать систему мышленія» [9]. Эти прекрасныя мысли приложимы къ нашему времени столько же, и даже боле, чмъ къ 1827 году, да вроятно и надолго еще могутъ годиться для нашего руководcтва. Нужно заботиться о «самобытности», о «нравственной свобод» нашего умственнаго и художественнаго движенія, нужно «больше думать, нежели производить», а для этого «устраняться отъ ныншняго движенія другихъ народовъ», именно «закрывать глаза на вс маловажныя происшествія въ (европейскомъ) литературномъ мір, безполезно развлекающія наше вниманіе», и, вмсто того, стараться представить себ «полную картину развитія ума человческаго» и «вникать въ причины, породившія современную намъ образованность». Разcматривая эту картину и эти причины, намъ слдуетъ искать нкоторыхъ «твердыхъ началъ», которыми объясняется ихъ смыслъ, и потому слдуетъ вообще подниматься до высшихъ областей ума, до философскихъ понятій, имющихъ руководящее значеніе, и крпко держаться на этой высот.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука