Фрау вздохнула. Похоже, неприятного разговора всё-таки не избежать. В последнее время Дмитрий совершенно отбился от рук и начал взбрыкивать. Похоже, на него кто-то дурно влияет. Кто? Гельман? Дмитрий его терпеть не может. Старик Калиновский? Этот вполне предан. Может быть, Варвара? Старая перечница, интриганка, манипуляторша. Но она сидит на кассе конструктивистов, откуда идёт часть средств на текущую деятельность организации. Конфликтовать с ней нельзя, её нужно тихонько отжимать... Ладно, выясним. Сейчас нужно быстро решить проблему с мужем.
Фрау потянула уголки губ в стороны. Тощее злое личико со следами многочисленных подтяжек сморщилось, изображая улыбку.
- Знаешь, Дмитрий, я иногда тоже перестаю понимать, что делаю... Может быть, я ошибаюсь. Может быть, ошибаешься ты. Может быть, мы все ошибаемся. Мне остаётся только верить. Я верю в тебя. Ты указал нам путь, Дмитрий. А теперь я буду делать свою работу.
Она отвернулась к монтажному столу.
- Но, Лени! - голос старика сорвался на визг. - Это, в конце концов, бесцеремонно! Я же прошу меня выслушать!
- Хорошо. Я тебя слушаю, - Фрау не повернулась, зная, что вид её спины действует на академика угнетающе.
- Послушай меня, пожалуйста. В последние годы я наблюдаю странную тенденцию. Ты окружила себя подозрительными и опасными людьми. Например, этот Гельман. Он юде и к тому же жулик, если не подозревать нечто худшее... Но ты ввела этого подозрительного субъекта в наш ближний круг. Мне это неприятно, и я тебе неоднократно об этом говорил. Ты мне отвечала, что Гельман нужен. Зачем и кому он нужен, Лени? Я так и не получил ответа на этот вопрос.
- Он нам нужен для влияния, - туманно ответила Фрау. Она никогда не отвечала на такие вопросы прямо.
- Я это уже слышал. Ты намекала, что Гельман сотрудничает с некими людьми, которые могут быть нам полезны. Скажи, кто эти люди и чем они нам полезны? Если ты имеешь в виду этого полицейского чина, чьё имя я не хочу произносить...
Фрау невольно улыбнулась. Дмитрий Сергеевич и в самом деле отличался редкостным идеализмом - на грани идиотизма. Впрочем, в той игре, которую она вела, это его свойство оказалось чрезвычайно ценным. В абсолютной искренности академика Лихачёва не сомневался, кажется, никто - даже политическое руководство России.
- ...то этот чин не совершил ничего такого, что оправдывало бы эти сомнительные контакты, - тем временем закончил свою фразу Лихачёв и тут же принялся выстраивать продолжение:
- К тому же я не понимаю, какую роль при тебе играет господин Калиновский. Это весьма подозрительный субъект. Варвара Станиславовна неоднократно мне жаловалась на его нескромность.
Лени решила, что при первом же удобном случае оторвёт вредной старухе голову. После того, как получит от неё давно обещанный транш.
- Но это ещё не всё! - возвысил голос старик. - Что делают среди нас сотрудники берлинского политического сыска?
На этот раз Лени развернулась и посмотрела мужу в лицо. Это уже становилось интересным.
- Кого ты имеешь в виду? - спросила она.
- Будто ты не знаешь! - обрадованный реакцией, зачастил академик. - Сначала тут крутился какой-то тип... кажется, его фамилия была Вебер. Потом он сдал вахту некоему Эберлингу.. А сейчас я узнал, что сюда прибыл человек по фамилии Власов, но всё из той же зловонной конторы...
- Откуда ты узнал? - подалась вперёд Фрау.
- У меня есть свои источники, - надулся от гордости Лихачёв, всем своим видом демонстрируя, что он никогда их не назовёт.
- Значит, Варвара, - заключила Лени. - И что же тебе сообщили твои источники?
- Что этот тип уже получил приглашение на наш прощальный ужин! - возмутился академик. - Так вот, я не потерплю!
На эти слова Лени всегда реагировала одинаково. Она никогда не позволяла произносить их безнаказанно.
Фрау сняла с ноги туфлю и швырнула в лицо супруга. Потом сняла вторую. Встала. Босиком прошлёпала по холодному полу, подошла к неподвижно стоящему академику и ударила его туфлей по лицу.
- Ты будешь делать то, что я говорю, - прошипела она по-дойчски, - ты будешь делать то, что я говорю, мразь, подонок, ничтожество, идиот... - из неё сыпалась и сыпалась брань, едкая, ядрёная, и каждое слово сопровождалось ударом по лицу академика. Пока тот не закрылся руками и не заплакал.
Лени обняла старика, стала гладить по седым волосам. Лихачёв доверчиво потянулся к ласке.
- Тебе трудно, - бормотала старуха, - тебе трудно... Нам всем трудно... Ты должен... Мы все должны...
Магическое слово "должен", как всегда, сработало. Академик несмело улыбнулся, потирая щёку.
- Сегодня ты не пойдёшь на ужин, - сообщила ему супруга. - У тебя остались следы на лице. Но ты сам виноват. Ты меня оскорбил. Ты виноват. Ты сам виноват во всём. Теперь мы не сможем быть на ужине вместе, из-за тебя. Мне так стыдно.
- Да... - бормотал старик, - да... Стыдно... Но я ведь только хотел...
- Мне надо побыть одной, - фрау Рифеншталь решила, что сцена закончена и можно вернуться к делам. - Иди к себе. Я скажу гостям, что ты плохо себя чувствуешь.
Зазвонил целленхёрер.