Выходит, указание Иуды на Иисуса было лишним? Отнюдь. Да, Иисус хорошо был известен, и особенно в Иерусалиме — это не подлежит сомнению. Однако вспомним, в каких условиях происходил арест. Ночь, густые кроны деревьев, беспросветная темень. Неверные отблески фонарей, вряд ли способные осветить чащу. Вероятность ошибки при аресте даже хорошо известного человека в таких условиях была очень велика, но и Иисус, и Иуда знали: ошибки быть не должно — иначе все их усилия могут пойти прахом. Потому-то и даёт знак стражникам Иуда: «Кого я поцелую, Тот и есть». Ту же цель преследует и сам поцелуй Иуды. Однако поцелуй не дал ожидаемого результата: стражники всё ещё не решаются схватить Иисуса, то ли по причине темноты (знак-поцелуй мог быть ими не замечен), то ли из страха перед Иисусом, о котором знали, что он умел творить чудеса и управлять бесами. С этого момента Иисус сам руководит своим арестом.
3
Вопрос второй:
Характерным является также приветствие Иуды: «Радуйся, Равви!» Так можно приветствовать только близкого друга, учителя, но никак не того, кому желаешь зла.
Да, бытующая версия о том, что Иуда своим поцелуем проявляет верх кощунства, скорее всего неверна, — могли бы возразить наши оппоненты из лагеря «традиционалистов», — так как она не подтверждена библейскими текстами, однако видеть в поцелуе прощание двух верных друзей также было бы ошибкой. И тем не менее, это именно прощание: возможно, в грешной душе Иуды, который понимает, что совершает непоправимое зло, в последний момент пробуждается человеческое чувство. Он хочет проститься с предаваемым им Учителем, так как знает: больше он его никогда не увидит. Возможно, в глубине души он был всё-таки привязан к Иисусу, и сейчас, в этот критический, переломный момент в их общей судьбе, скрытая привязанность проявилась во всей своей полноте. Как бы то ни было, но этот проблеск человечности не снимает с Иуды обвинения в предательстве: не следует забывать и о второй функции этого поцелуя — указании стражникам на Иисуса.
Совершенно верно, — отвечаем мы, — поцелуй есть проявление искренних человеческих чувств, выход которым Иуда даёт самым естественным образом. Боль, отчаяние, страсть, сожаление, смятение, смертельная тоска, ощущение неотвратимости жестокой судьбы — весь этот сонм чувств воплотился в одном-единственном прощальном поцелуе. Однако невозможно себе представить, чтобы искренняя привязанность к Иисусу, пусть даже только-только пробудившаяся, уживалась бы в душе Иуды с крайним цинизмом — а как иначе расценить слова, тайком от Иисуса сказанные страже перед самым арестом: «Кого я поцелую, Тот и есть»?! Одно явно противоречит другому. Нет, только общей целью, которой следовали и Учитель, и ученик, только единым замыслом, задуманным и направляемым Богом-Отцом, можно объяснить действия Иуды в ту трагическую ночь. Только при таком подходе выявляется органическая взаимосвязь всех поступков двенадцатого апостола.
Таким образом, мы снова возвращаемся к исходной версии о поцелуе как прощании двух друзей, двух соратников и сподвижников, между которыми существовала духовная близость и полное взаимопонимание. Эта версия тем более предпочтительна, что она логична и стройна во всех отношениях, в ней нет изъянов и смысловых натяжек.
4
Вопрос третий: