Юлиан Семенов

В ДОМЕ ТВОРЧЕСТВА КИНЕМАТОГРАФИСТОВ НА ДУНАЕ

Ах, как хорошо в этом доме,Пустом и тихом,Человек, побывавший в нем, остается.Остается в запахе тепла,Прикосновении рук к лампе,В огрызке яблока, оставленном в тумбочке.И в меня входит творчество,Оставленное здесь коллегами,

Жившими прежде.Я его чувствую, я им благодарен.Спасибо им, растеряхам.Из оставленных крохЯ стану делать пирогС капустой, грибами и дичью.Но с кем разделить мне его?Коллеги, которые жили,Забрали любовь до последней пылинки,Дом вычищен, как пылесосом.

Зачем вы так скупы?Оставьте немного любви,От вас не убудет, поверьте,Иначе как быть иностранцу,Кто знает лишь «иген»,[10]А чаще обратное иген,Короткое, быстрое «нэм»![11]Как мне хорошо в этом доме,И все же, с кем разделить

Мне пирог из дичи с грибами?Бог с вами, включайте свои пылесосы!Любовную пыль соберите — не жалко,Нет, жалко, конечно, но лучше приврать, —Так правдивей.Вернитесь, врубите систему настройки,Замрите. Локатором станьте. Радаром.Вот так. Еще тише!Вы слышите, это спускается вниз,По лестнице очень скрипучей, все то,

Что осталось после меня для вас.

В КИНЕМАТОГРАФЕ

Решив попробовать свои силы в кинематографе, поддержки у мамы отец не встретил. «Ну, если ты еще и сценарии начнешь писать, то я точно уйду!» — пригрозила она, опасаясь полчищ соблазнительных актрисуль. В невеселом настроении сел папа за пишущую машинку. То ли мамина угроза выбила его из колеи, то ли первый блин всегда комом, но картина — «Будни и праздники», вышедшая на «Ленфильме» в начале 60-х, провалилась с треском. Андрон Сергеевич Михалков, находившийся тогда в периоде творческого становления и ревностно следивший за папиными успехами, прислал свояку открытку с одной фразой: «Поздравляю с картинкой».

По словам папы, это был ужасный фильм. «Я там впервые погрешил против себя, — объяснял он, — сделав ставку на традиционную серьезность и забыв о занимательности. И зритель мне этого не простил, потому что любое искусство возможно, кроме скучного. Фильм справедливо, с грохотом провалился, хотя там играл великий актер — Петр Александрович Алейников».

Зато вскоре вышла картина Бориса Григорьева и Евгения Ташкова «Пароль не нужен», где Николай Губенко прекрасно сыграл Блюхера. Следом — «Майор Вихрь» с Бероевым, Стржельчиком и Павловым в главных ролях. И два эти фильма сразу всем полюбились. Папе всегда хорошо работалось с Борисом Григорьевым, позднее он талантливо снял «Петровку, 38» и «Огарева, 6». Любил режиссера Александра Бобровского, снявшего «Исход».

Отец был человеком большого вкуса и не терпел сентиментальности и похабщины. Часто вспоминал рассказ Мэри Хемингуэй. Хем, придя на просмотр слащавой картины, сделанной по его книге «Прощай, оружие!», тяжело смотрел на экран, а когда под занавес в кадре появились два голубя, символизировавшие, по режиссерской задумке, чистые чувства героев, фыркнул: «А вот и птички!» — и вышел из зала.

Любимыми папинами фильмами были «Золушка» (1947 год), «Фанфан-Тюльпан», который они смотрели с мамой десять раз, «Подвиг разведчика», «All that jazz»[12] Боба Фосса с Роем Шнайдером — грустный фильм об уходе художника, «Французский связной» и «Двенадцать рассерженных мужчин». Один раз сам убедительно сыграл в эпизодической роли у Тарковского в «Солярисе». Он изображал скептически настроеного профессора, не верившего в существование параллельных миров, и единственную фразу: «Но там же одни облака, я не вижу ничего, кроме облаков!» — произнес искренно и темпераментно…

«По моим книгам очень легко снимать, — говорил отец, — режиссеру достаточно открыть роман, сказать оператору „Мотор“ и следовать тексту».

Конечно, он несколько утрировал, но в главном был прав: режиссеров, следовавших тексту и идее, ждал успех, а те, кто начинал «досочинять», проваливались.