Раздраженный испанской войной, намереваясь быстро окончить ее и устрашить своих противников мощным ударом, Цезарь в конце года почти открыто сконцентрировал в своих руках все высшие государственные должности. Он принял полномочия диктатора, сделав своим начальником конницы уже не Антония, впавшего в немилость, а верного Лепида, назначенного правителем ближней Испании и Нарбонской Галлии, которому, ко всеобщему изумлению, было позволено управлять своими провинциями при помощи легатов.[829]
Он хотел, кроме того, быть избранным на 45 год единственным консулом (consul sine collega)[830] и отложил выборы прочих должностных лиц. Диктатор и консул, не имевший товарища, разве не обозначало это почти самодержавного монарха?Эти меры произвели ужасное впечатление. Пропасть недоверия, отделявшая Цезаря от высших классов, еще более увеличилась; к этому присоединились химерические страхи, что абсолютная власть в руках Цезаря будет синонимом социальной революции. Неожиданно возник слух, что Цезарь приказал начать в разных местах Италии межевание земель — якобы для того чтобы их конфисковать и распределить между своими солдатами, как это сделал Сулла.[831]
На мгновение всех охватила настоящая паника. Но скоро узнали, что этот страх был преувеличен: Цезарь приказал только новой комиссией заместить прежнюю, которой аграрным законом 59 года было поручено разыскать в Италии и в Цизальпинской Галлии остатки общественного домена и земель, купленных у частных лиц.[832] Он хотел использовать старый аграрный закон, чтобы сдержать обещания, сделанные солдатам во время гражданской войны.Умы немного успокоились. Но другие события не замедлили их вновь взволновать. Цезарь уехал в Испанию, не созвав комиций.[833]
и все в Риме ожидали, что он во время своего отсутствия придаст магистратурам законный характер. Вместо этого к концу года явился новый сюрприз: Цезарь назначил восемь городских префектов (praefecti urbi), которым поручил все функции преторов и некоторые из функций квесторов, а также управление казначейством.[834] Номинально они были под контролем Лепида, но в действительности ими руководили Корнелий Бальб и Оппий. Таким путем Цезарь установил то, что мы теперь назвали бы управлением кабинета, при котором не было и речи о народе и сенате. Во время поездки в Испанию он написал книгу, направленную против Катона, в которой старался опровергнуть готовую снова расцвесть республиканскую идеологию.Эта внезапная перемена в политике Цезаря до крайности возмутила высшие классы Италии и даже правое крыло его партии.[835]
Полился целый поток обвинений: сурово упрекали его за позволение дать свое имя сыну Клеопатры;[836] создание восьми городских префектов представлялось одной из самых вольных мер, которые когда-либо видели; начинали говорить, что он хочет сделаться царем — ужасное обвинение, роковое для стольких знаменитых римлян. Кроме того, узнали, что Марцелл, консул 51 года, которому Цезарь даровал прощение, был загадочным образом убит в Афинах, когда возвращался в Рим. Тотчас обвинили Цезаря, утверждая, что он, лицемерно простив его, тайно приказал убить его из мести. Появление книги против Катона подлило масла в огонь: Цезаря называли клеветником на великого человека. Из числа знатных один только Цицерон, тронутый многочисленными похвалами, которые воздавал ему Цезарь в своей книге, послал через посредство Бальбы и Долабеллы письмо диктатору с выражением благодарности; но он не осмелился прочитать это письмо Аттику.[837] Аграрная комиссия своими работами также причинила беспокойство многим. Ее деятельность пробудила в простом народе надежды, иллюзии и желания, которые могли быть опасны для всех. Расследования с целью установить, какие земли были общественными, сильно занимали всех, потому что даже если бы они были проведены с абсолютной справедливостью, они все же могли причинить много неудобств. Поэтому комиссары были завалены рекомендательными письмами и прошениями от собственников, их друзей и родных.[838]