В течение месяцев, проведенных Цезарем в Испании, положение Италии нисколько не улучшилось. Если битва при Мунде избавила его от нескольких опасных противников, то она нисколько не помогла преодолеть тяжелые политические и экономические трудности, в которых билась Италия. Его умеренность скоро исчезла; немедленно по прибытии в Рим вместо конституционных реформ Цезарь со своей всегдашней энергией начал военные и политические приготовления к экспедиции, которая должна была привлечь общественное мнение и сделать его более благоприятным. Чтобы отметить испанский триумф, были даны грандиозные празднества; на грандиозных народных банкетах Цезарь впервые приказал вместо греческих вин подавать некоторые италийские вина, искусно приготовленные восточными рабами и начинавшие входить в моду. Он хотел таким образом познакомить народ с италийским виноделием и ободрить италийских виноделов, достигших столь больших успехов даже в условиях ужасного кризиса.[856]
Закон об иностранных колониях был тотчас предложен и утвержден; начали набирать колонистов из солдат, граждан и вольноотпущенников. Затем одно неожиданное предложение стало следовать за другим: пораженный Рим каждый день слышал о новом проекте Цезаря. Диктатор хотел отвести течение Тибра, чтобы осушить Понтийские болота; застроить все Марсово поле, которое должно было быть перенесено к подошве Ватиканского холма; построить театр, который позже, достроенный Августом, был назван театром Марцелла и грандиозные развалины которого сохранились до сих пор; поручить Варрону основать повсюду в Риме обширные библиотеки; прорыть Коринфский перешеек; провести дорогу через Апеннинские горы; построить большой порт в Остии; дать работу предпринимателям и рабочим; собрать все законы в единый свод.[857] Все эти проекты, естественно, могли быть выполнены, когда завоевание Парфии доставить нужные средства, и тем самым служили и для оправдания в глазах публики великого предприятия.Но Цезарь на этот раз ошибался, думая, что такое обилие грандиозных идей ослепит Италию. Космополитическая чернь столицы могла предаваться химерическим надеждам, если ей обещали колонии и работу; но средние классы оставались в дурном настроении вследствие финансового кризиса, конца которого никто не предвидел. Что касается оскорбленных в своих республиканских чувствах и все еще страшившихся социальной революции высших классов, то они спрашивали себя, не сошел ли Цезарь с ума, и насмехались даже над серьезными реформами, например над реформой календаря.[858]
Вместо восхищения его великими проектами находили удовольствие в негодовании против шумной клики мужчин и женщин, окружавших диктатора. Чтобы найти необходимые для парфянской войны деньги, Цезарь был вынужден продать конфискованные у побежденных имения, затем общественные земли, на которых нельзя было основать колоний, и земли храмов.[859] Эти поспешные распродажи принесли особенную выгоду его друзьям, почти даром получившим огромные земельные угодья. Значительное имение, конфискованное во время войны, было отдано Сервилии;[860] некоторые вольноотпущенники, многие центурионы, военные трибуны и генералы из армии Цезаря нажили себе большие состояния. В их числе был молодой германский раб по имени Ликин, которого Цезарь уличил в ростовщичестве среди его товарищей по рабству и которому дал значительный административный пост; занимая его, тот и стал одним из самых изворотливых помощников Цезаря.Цезарь не препятствовал этому грабежу, чтобы не слишком раздражать своих приближенных; но его враги воспользовались таким удобным случаем для нападок на него, для порицания всех его действий и проектов. Особенно враждебно они относились к парфянской войне, ставшей с этих пор краеугольным камнем всей политики Цезаря.[861]
Разве безрассудный завоеватель Галлии не причинил уже достаточно бед республике своей ненасытной жаждой побед? Неужели после того как ему была дана столь большая власть, можно позволить ему покинуть республику, еще полную беспорядка, для того чтобы он пустился в опасное предприятие?