Юлий Цезарь

Население Киликии состояло частью из греков, а частью из туземцев. Первые почти все были купцы, рабочие, художники, ученые, собственники и жили в городах, а последние были по большей части крестьяне, мелкие ремесленники или разбойники. Провинция делилась на определенное число округов, имевших в качестве столицы какой-нибудь значительный город, где находился сенат или совет, избираемый населением из людей богатых, т. е. почти исключительно из греков. Совету поручено было управлять городом на основании местных законов, но под контролем правителя и римского сената. [453]Эта муниципальная организация была превосходна, и римляне, утомленные разнообразием древних учреждений, еще действовавших в италийских городах, тщательно с некоторого времени изучали ее. Но в результате нищеты, долгих войн, анархии и социальных беспорядков, продолжавшихся уже столетие, эти учреждения превратились в чудовищное орудие тирании и грабежа. Везде члены советов вступали в соглашение, чтобы пользоваться городскими доходами, состоявшими почти всегда из налогов и недвижимости. Они заставляли декретировать общественные работы, праздники, посольства, всевозможные бесполезные расходы для того, чтобы извлекать для себя предпринимательскую выгоду. Они вступали в соглашение с италийскими откупщиками и финансистами, чтобы заставлять города делать разорительные займы, и вместе с ними пользовались плодами преступной растраты муниципальных доменов и ужасающего роста налогов. [454]По прибытии Цицерон нашел муниципальные котерии занятыми отправлением в Рим посольств для прославления перед сенатом добродетелей Аппия Клавдия и декретированием создания в его честь памятников и храмов по раболепным обычаям, которые восточные жители перенесли со своих древних государей на римских правителей.

[455]

Финансовый империализм на деле

Но грабежи и воровство этих местных котерий были наименьшим злом, терзавшим несчастную провинцию. Гораздо более ужасными были чрезвычайные вымогательства италийской плутократии, набрасывавшейся на нее, как на легкую добычу. Прежний обвинитель Верреса мог теперь собственными глазами увидеть, во что за последние двадцать лет по мере обеднения провинций вылилась их финансовая эксплуатация. Эта эксплуатация кончилась тем, что, опираясь на военную силу, повсюду старались при помощи солдат вырвать у несчастных должников деньги до полного истощения их средств. Жестокости и страшные насилия совершались ежеминутно. Наконец, каждый год римские политики, правитель и его друзья являлись для того, чтобы переполнить меру несчастья, притесняя тысячью способов города и частных лиц, [456]

доводя до последней нищеты ремесленников и мелких городских торговцев, мелких деревенских собственников и свободных крестьян, принуждая их продавать свои поля, дома и даже детей. [457]

Цицерон и его италийские друзья

Эти грабежи привели в ужас Цицерона, как ранее Публия Рутилия Руфа и Лукулла. Но он не хотел объявлять смертельную войну италийским финансистам, как сделали это Лукулл и Руф. Он предпочел даже в этой борьбе против ростовщичества быть представителем примирительного и согласительного духа своей эпохи. Он был, насколько мог в границах честности, услужливым правителем. Он вел переговоры с охотниками на пантер, чтобы удовлетворить своего друга Целия, нуждавшегося в диких зверях для своих эдильских игр.

[458]Он выполнял в Эфесе поручения Аттика [459]и покупал ему художественные вазы. [460]

Он любезно принимал друзей и их родственников, являвшихся к нему с рекомендательными письмами. Иногда к обеду он приглашал сына Гортензия, который вместо занятий науками вел веселую жизнь и тратил деньги. [461]Он принимал столь же любезно элегантного молодого человека Марка Феридия, члена зажиточной италийской фамилии, прибывшего в Киликию в качестве агента общества, взявшего на откуп имения одного города. [462]Он делал, наконец, всю обычную работу правителя: ликвидацию наследств, выкуп италийских пленных, взыскание процентов по суммам, одолженным в Азии италийцами.

Цицерон отказывается собирать долги