Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги

Во всем этом была доля правды – но было и много выдуманного. И здесь стоит упомянуть, что у царицы не было возможности проверить эти выдумки контактом с реальностью. Она не только никогда не жила русской жизнью до того, как стала здесь государыней, – у нее было гораздо меньше контактов со сложным устройством общественного организма, чем у ее предшественниц. У жен всех императоров России за последнее столетие было весьма широкое поле деятельности в области общественной благотворительности и образовательных учреждений; для этой цели была создана огромная организация, равноправная министерству, во главе которой всегда стояла супруга царствующего ныне императора. Однако в царствование Николая II эта высокая должность сохранилась за вдовствующей императрицей так же, как и председательство в большинстве женских комитетов и начинаний разного калибра. Поэтому на долю царицы не осталось социальной работы, настолько значимой, чтобы она могла удовлетворить ее потребность в деятельности и желание быть полезной, и, кроме того, такое вычеркивание из общественной деятельности помешало ей лучше узнать условия жизни страны, людей и обстоятельства. Этих подробностей невозможно обойти молчанием, потому что они объясняют некоторые психологические особенности императрицы, особенно те обстоятельства, которые побудили ее позднее начать вмешиваться в дела государства. В очень интересных, посмертно изданных «Воспоминаниях» одного высокопоставленного царского чиновника – Крыжановского[14]

– можно найти рассказ об одном важном разговоре, который у него состоялся с императрицей во время Великой войны. Императрица хотела тогда организовать что-то в плане самой широкой помощи жертвам войны и их семьям; ее собеседнику с трудом удалось до нее донести, что такие планы поставят с ног на голову всю систему управления, что они не осуществимы, потому что не приложимы к существующей государственной системе и к ее финансовым возможностям. Смутившаяся государыня только повторяла: «Это удивительно. Мне никто раньше не объяснял»

[15]

. И вызвано это ее незнание было как раз неучастием в широкомасштабной социальной деятельности.

Она и сама чувствовала, насколько пагубна была для нее такая бездеятельность; она страдала от этого тем больше, что выпавшее ей на долю положение в тени свекрови лишь подчеркивало лишний раз популярность вдовствующей императрицы в ущерб молодой государыне. У супруги Николая II фактически не было возможности проявить себя в общественной области, а та область, которая ей оставалась – хозяйки императорского дворца, – была как раз тем, к чему у нее было меньше всего склонности и способностей. Все светские обязательства были для нее мучительной барщиной, которой она так и не научилась никогда переносить с легкостью, и оказываемый ей холодный прием, который она чувствовала, не облегчал ее затруднительного положения. Это была наклонная плоскость для соскальзывания во все более и более полную изоляцию. Кроме того, ее отвращению к свету не противился и муж, поскольку Николай II унаследовал от своего отца недоверчивую антипатию к столичным салонам. Вот только во времена Александра III отчужденность монарха от светского общества смягчалась вкусом его жены, которая любила свет и умела заставить его полюбить себя. Она также сохранила в нем заметное положение даже после того, как овдовела, и недоброжелательство, обрушившееся на молодую царицу, питалось слишком заметным сравнением между нею и ее свекровью, всегда обходительной, улыбчивой и приветливой…

Именно в этих условиях и ухватилась императрица как за соломинку, за идеал, который и прежде манил ее взгляд, – за идею непосредственного общения с народом, с простыми верующими людьми. Теперь она знала о существовании народных святых – богомольцев, «юродивых Христа ради», и боговдохновенных странников. Она хотела узнать их поближе. Это было не так сложно, потому что их можно было найти повсюду, даже на улицах столицы, и царице без труда удалось добиться, чтобы слуги привели к ней кого-то их них во дворец. Так предстали перед ней, еще в первую половину царствования ее супруга, далекие предшественники Распутина.