Юлька в стране Витасофии (сборник)

Давно проснувшийся, ожидавший рассвет мальчик осторожно выглянул из чулана, целиком заполненного кроватью, шкафчиком и стулом, прислушался к храпу спавших на диване мужчины и женщины и, сжимая в кулачке вырванный из тетради листик бумаги и авторучку, тихонько пробрался к заполненному остатками вчерашнего веселья столу. Стараясь не шуметь, сел за стол, привычным движением переставил в сторону пустую бутылку из-под водки, грязную тарелку, вилку, и, положив на освободившееся место бумажный лист, начал писать:

«Дорогой папочка! Скоро я закончу первый класс. Учусь хорошо, Анна Николаевна ставит меня в пример и обещает сфотографировать на школьную «Доску почета». Если не удается уроки выучить, когда мамкины друзья приходят, иду пораньше в школу, делаю там письменные задания и все успеваю.

Живу я хорошо. Дядя Вова привез маме картошку, я научился ее варить и все время сыт. А на Новый год мама купила мне в «Секонд хенде» почти новые курточку и брюки, так что мне тепло. И мама сейчас бьет меня редко, только когда сильно пьяная. Но я залезаю под кровать и она меня не достает, а швабра толкает не сильно.

Дорогой папочка, я очень по тебе скучаю! Помнишь, как ты водил меня в зоопарк и кормил мороженным?! А как здорово было кататься на карусели!

А еще ты обещал свозить меня на море. У меня есть картинка из журнала, море такое красивое.

Дорогой папочка, как жаль, что ты уехал. Я знаю, это из-за мамки. Я слышал, как вы ссорились и сильно ругались. Но она все равно тебя любит.

Недавно обняла меня и плакала, о тебе вспоминала. И я тоже плакал. Нам без тебя плохо. А то, что к ней друзья приходят, так они добрые. Дядя Миша позавчера мне две гривны дал, я на них конверт купил. Приезжай, папочка! Я всегда буду тебя слушаться, и полы подметать. Мы без тебя пропадем.

Приезжай, буду тебя ждать!

Твой сын Саша».

Положив письмо в конверт, мальчик заклеил его, написал адрес: «Город Киев, Иванову Сергею Михайловичу». Секунду подумав, дополнил: «Папе».

Бросив взгляд на спавших, надел старенькую курточку; придерживая рукой скрипнувшую дверь, осторожно выбрался во двор, потом на улицу и побежал к висевшему на стене магазина почтовому ящику.

РАССТРЕЛ

_{Памяти семьи Лихомановых.}

В комендатуру их привезли на большой военной машине, где, кроме Витьки, Светки, мамы Праськовны Иосифовны, деда Владимира и бабы Устиньи, сидели семь немецких солдат с автоматами и злющими овчарками.

Светка боялась, закрывала глаза, прижималась к матери — но что можно ожидать от трехлетней девчонки?! Вот Витька ничего не боялся. Не зря отец, уходя в партизанский отряд, сказал: «За хозяина остаешься! Шесть лет уже, матери во всем помогать должен!» Конечно, должен! Витька уже и в Баши ходил — картошку копал с ребятами на заброшенных огородах, до Енисала вместе с дедом добирался. А Светка только возле матери крутится, кушать просит. Вот глупая! Война ведь, всем с едой плохо!

Когда ехали по улицам Карасувбазара, Витька пытался через головы солдат смотреть вокруг, надеясь, что кто-нибудь из знакомых мальчишек заметит, как везут его в окружении автоматчиков, и позавидует. Еще Витька хотел, чтобы их отвезли и Тубин-сарай, где жили родственники, делившиеся с Лихомановыми всем, что собиралось в саду и огородах. Мама и Витька бывали у них часто, оставляя дома обиженную Светку, не понимавшую, что путь до Тубин-сарая неблизок и даже Витька уставал, хотя и делал вид, что все нормально. Проезжавшие мимо машины с немцами никого из русских не подвозили, и даже смеялись, глядя на бредущих по обочине женщину с мальчишкой. Только однажды Праськовне Иосифовне и Витьке повезло: на обратном пути возле них остановился грузовик с румынскими солдатами и офицер посадил Витьку и маму в кузов. Бабушка говорила потом, что румы37 ны более человечные, чем немцы, и даже расквартированы от них отдельно: на юго-западной части Карасувбазара, называемого Хан-Джамой.

Два дня Витькину семью держали в пустом, сделанном из калыба, сарае. По ночам было холодно. Светка часто плакала, да и у Витьки несколько раз навертывались на глаза слезы: он не понимал, чем они рассердили немцев, и переживал за оставленного дома на цепи щенка Шарика.

Дважды их допрашивал комендант города: высокий худющий немец со злым лицом. Он задавал вопросы о партизанском отряде, об отце — сколько раз и с кем приходил домой, Мама отвечала, но комендант оставался недоволен, кричал на маму и даже бил, а Витьку больно пнул ногой: когда Витька, сказал, что у отца есть автомат и он, если их продолжат обижать, перестреляет всех немцев.

Дедушка был молчалив и спокоен, а бабушка и мама волновались, шептались о чем-то, обнимали Светку и Витю, гладили их по голове. Мама просила коменданта отпустить детей домой, но комендант сказал, что партизанское отродье нужно уничтожать до седьмого колена.