— Как?! — приподнявшись, Поля растерянно захлопала глазами. — Почему тогда у меня одна конфета, а У Родьки две?
— Потому что нельзя быть такой медлительной, — ответил папа. — Пойдемте в садик, а то на завтрак опоздаем.
— Никуда я не пойду, — голубые глаза Поли наполнились слезами, — Родька у меня конфеты забирал, а ты молчишь. Почему у него больше конфет, чем у меня? Это несправедливо!
— Родик, ты Полечке одну конфетку не хочешь отдать? — заискивающе спросил папа.
— Не хочу, — заглянув внутрь своей души, твердо сказал Родя.
— Тогда мне отдай, — решив выступить в роли передаточного звена, потребовал папа.
— И тебе не дам, — голосом, хладнокровию которого позавидовал бы готовящийся к пыткам индеец, произнес разгадавший папину хитрость Родион. — Или отдай конфету, или, чтобы всем было поровну, ее выбрось, — усилил нажим папа, не сомневаясь, что корыстолюбивый Родя, подбиравший на улице и тащивший в дом разный хлам, никогда не выбросит импортный подарок. — Понял?
— Понял, — кивнул головой Родя и, секунду поколебавшись, швырнул зажатую в кулаке конфету в непроходимую чащу кустов.
— Ах! — воскликнула Поля, печально провожая глазами полет не доставшейся ей конфеты.
— Гм! — хмыкнул папа, с уважением подумав: «Мужик растет. Ну и характер!» А вслух, обратившись к детям, строго сказал: «Теперь довольны? У каждого по конфете — как и хотели!».
И, заставив конкурентов взяться за руки, поторопил их на завтрак.
Вечером детей забирала из детского садика и приводила домой бабушка Даша. Позже, заглянув в почтовый ящик, в квартире появлялся папа, избавляя бабушку от охраны посуды, которую регулярно разбивал Родя, и от утихомиривания Полиных эмоций, старавшейся любой спор с братом перевести в плоскость кулачных отношений. Папа начинал готовить ужин и к середине данного процесса в прихожую заходила мама, перехватывавшая бразды кухонного правления в свои могучие руки. Поужинав и обменявшись новостями, семья устремлялась к незавершенным и начинающимся делам или усаживалась созерцать телевизор.
Сегодня предметом обсуждения стало отсутствие писем и газет, которых в доме на Нижнегорской не получали третьи сутки.
— Это из-за Пальмы, — доложила знавшая все сплетни Полина. — Почтальонша сказала: или я, или она!
Пальмой звали жившую во дворе многоэтажного дома огромную овчарку, которую уже второй год кормили и любили дети, но ненавидела недавно появившаяся толстощекая и румяная почтальон Надя, утверждавшая, что собака питает к ней людоедские чувства. Действительно, получив от пугливой Пади несколько ударов кирпичом по спине, овчарка вместо приветливой улыбки стала показывать ей сердитые зубы, демонстрируя рычаньем нежелание видеть толстощеких почтальонов в своем дворе, после чего Надя, чье тело уже не раз кусали собаки, комары и мухи, заявила, что человеческая жизнь ценнее газет и пока Пальму не посадят в тюрьму или не перевоспитают, нога почтальона не будет топтать территорию опального дома. Конфликт продолжался около двух недель и завершился однажды утром громким выстрелом во дворе.
— Пальму убили, — прибежавшая домой Полечка была бледная и напуганная. — Приехали какие-то дядьки на машине, выстрелили, бросили Пальму в кузов и увезли. Мы рядом стояли, все видели.
Полечка заплакала. Мама, обняв дочку, начала ее утешать, в то время как Родя, размахивая руками, воинственно выкрикивал, что он, когда вырастет, возьмет ружье и перестреляет всех плохих дядек.
— Папа, сегодня нельзя смеяться, — сообщила Поля пришедшему обедать отцу. — Сегодня убили Пальму. Все дети во дворе собрались и так решили.
— Конечно! — согласился папа, которого тоже расстроило известие о смерти овчарки.
На следующий день траур закончился и во дворе вновь зазвучал детский смех. Почту приносили регулярно, чему все были довольны. Вот только с Надей почему-то перестали здороваться, да она и сама через месяц перешла работать на другой участок. Наверное, не понравилось, что дети, когда она заходила во двор, останавливались и молча на нее смотрели. А почему смотрели — никто из них так и не смог объяснить.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПОЛИ, МАМЫ И БАБУШКИ НАДИ В ДОМ ПИОНЕРОВ
Бабушка была недовольна: «Сколько можно этой девице, — имелась в виду шестилетняя Поля, — сидеть на моей шее? Давно пора отправить в какоенибудь приличное заведение!» — В какое? — горестно спросила мама. — Из садика ее выпустили, потому что большая, а в школу не пустили: сказали, что маленькая. А остальные заведения в Белогорске скорее публичные, чем приличные.
— Отведите меня в Дом пионеров, — предложила наряжавшая куклу Полина. — Мне подружка Люда говорила, что там лучше, чем в школе: веником по голове не бьют и лапшу на уши не вешают.
— Да?! — удивилась бабушка. — Кого же они там воспитывают: неженок и дебилов?! Еще Маркс доказал, что битие определяет сознание: чем больше бьют, тем больше сознания, чем больше сознания, тем больше ума.
Бабушка была воспитана 1937-м годом и считала, что стране не хватает твердой руки, папирос «Герцеговина Флор» и Нины Андреевой в Кремле.