— Всегда ты такой, Родечка: только о себе думаешь! Возьмем и обменяем тебя на другого мальчика, если слишком часто болеть будешь. Правда, мамочка?!
Не ожидавшая подобных выводов из своих слов мама растерянно произнесла: «Не совсем так», — и, увидев, как лицо несправедливо обижаемого Родиона перекосила плаксивая гримаса, энергично запротестовала: «Глупости говоришь, Полина! Мы Родика очень любим, ни на кого не поменяем и сейчас будем лечить».
— Давно бы так! — одобрил папа. — У ребенка наверняка повышенная температура, а они изгаляются. Одно слово: женщины!
Несмотря на Родины протесты, его уложили в постель и начали поить горячим молоком с медом и маслом. Затем подошла очередь лекарств, к выбору которых подходить надо было осторожно, поскольку Родион, несмотря на мамины рассуждения о пользе, все горькое выплевывал, и приходилось прибегать или к маминой хитрости, или к папиной физической силе. Хитрость заключалась в том, что таблетки измельчали в порошок, смешивали с вареньем, и, отвлекая Родино внимание сказкой о Дюймовочке, запихивали эту смесь ему в рот. Для убедительности папа иногда стоял рядом и жалобно просил, чтобы аспирино-вареньевого троянского коня отдали ему, а не Роде, после чего жадный Родион, с опаской косясь на папу, мгновенно проглатывал мамину наживку. Но в этот раз хитрость не удалась: Родя при виде ложки с вареньем верещал так, словно с ним собирались познакомить гремучую змею, — и пришлось папе, вспомнив свое спортивное прошлое — у него был третий разряд по шашкам, — держать сына за руки и ноги, в то время как мама, умело разжимая Родины челюсти, всовывала ему в горло противную смесь. Сцену из семейного быта дополняла Полина, бегая, попискивая, вокруг, и пытаясь помочь то Роде, то родителям: в зависимости от того, на чью сторону склонялись ее симпатии. Процесс лечения с перерывами на отдых продолжался до позднего вечера, после чего Родю хорошенько укутали и усыпили сказкой о приключениях Маши в спальне трех медведей.
На следующий день радио и телевизор объявили о первомайской демонстрации, куда с рассветом начали собираться Полина и объявивший себя очень здоровым Родион. Но термометр и глухой кашель разоблачили Родину симуляцию и ему пришлось, глотая вместо намечавшегося мороженого слезы, остаться дома, вместе с мамой, переложившей на Полю и папу свою гражданскую обязанность помахать перед трибуной транспарантом «Слава КПСС!».
С демонстрации Поля и папа пришли веселые и счастливые, переполненные информацией «кто как шел» и «что где продавалось», и сколько стаканов газированной воды выпили наперегонки Поля и ее подружка Люда. Завистливый Родя попытался переключить внимание на себя, разглагольствуя о пельменях, изготовленных мамой под его руководством, но, осознав нищету нарисованной им картины, затих и приуныл, и только принесенные папой зефир и леденцы улучшили его настроение.
Лечение, несмотря на активное сопротивление больного, продолжалось: Родя глотал лекарства, парил в горячей воде ножки и то и дело выпрыгивал из постели и бегал босиком по комнатам, понимая, что мама не позволит его отшлепать. Но неистощимо лукавство взрослых, — и Родя был усмирен папиным обещанием оставить его без мультиков и без вечерней игры в прятки.
В честь Первого мая мама состряпала миниатюрный праздничный ужин, перед началом которого папа торжественно откупорил бутылку массандровского вина. В бокалы детей — по их ходатайству — налили персикового компота и, зазвенев стеклом, семья дружно выпила за прекрасное будущее.
— Папа, а почему ты вином только себя и маму угощаешь? — спросила Полина, обнюхивая горлышко бутылки. — Мы тоже хотим то, что вкуснее.
— Вам компот не понравился? — удивился папа. — Вино пьют только взрослые, потому что от него хмелеют и в голове шарики за ролики заходят.
— Ты, Поля, ничего не понимаешь, — авторитетно поддержал папу Родя.
— Мы, когда вырастем, не будем пьяницами, потому что нас с детства не приучили к алкоголю. Правда, папа?!
— Конечно, — подтвердил папа, забирая бутылку от Полиного носа и пряча ее в холодильник. — Давайте лучше в прятки играть.
— Ура! — закричали дети и принялись выстраивать народ в круг. После недолгого спора руководство захватила Полина, начавшая по очереди тыкать в каждого пальцем и выговаривать: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана: «Буду резать, буду бить, с кем останешься дружить? Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей». Тот, на кого падало последнее слово, выходил из круга.
Жмуриться досталось папе. Выключив свет во всех комнатах, кроме прихожей, толпа прислонила папу лицом к входной двери и разбежалась по темным местам.
Определив по шлепанью шагов, кто куда удалился, честный папа медленно прокричал: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват». И, предусмотрительно добавив: «Кто за мной стоит, тот в огне горит», отправился на поиски.