Читаем Юлька в стране Витасофии (сборник) полностью

— Не бойся: надо мной и Мастером власть Мефистофеля потеряна, а к тебе его не подпустит Медальон Времени. Поэтому все Мефистофельские угрозы: воздействие на сознание.

«Легко вам говорить, — подумала Юлька, слушая Маргариту. — Ваша судьба определена, а с моей ничего не известно».

Домик, где жили Мастер и Маргарита, стоял на берегу небольшого озера.

— Как красиво! — восхитилась Юлька, рассматривая сверкавшее сквозь темноту водное зеркало.

— Очень! — кивнула головой Маргарита. — Это порой единственное, что примиряет меня с нашим растительным существованием.

Уловив растерянный Юлькин взгляд, Маргарита мягко произнесла:

— Я и Мастер — неудачники. В земном существовании мы потерпели поражение — и сейчас стоим в стороне, глядя на текущий рядом поток событий.

— Но с вами любовь, — возразила Юлька. — Взаимная любовь — это так много.

— Особенно для женщины, — согласилась Маргарита. — Холодными осенними вечерами, когда Мастера охватывает тоска по недостигнутым вершинам, я, словно шалью, окутываю его своей любовью, — и она согревает нас, помогая дожить до рассвета.

Маргарита помолчала, потом добавила:

— Затем приходит день… Такой же, как много лет назад. Разучившийся спрашивать и не умеющий отвечать. Уговаривающий заплыть на середину озера и там остаться… И тогда Мастер успокаивает меня и спасает от карьеры русалки.

Отперев дверной замок, Мастер отвел Юльку в ее спальню, показал, где лежит постельное белье, и пригласил на вечернее чаепитие, от которого уставшая и натерпевшаяся страху Юлька отказалась. Лежа в постели, она долго вспоминала родителей, свою комнатку, друзей, — и это было таким далеким, что хотелось плакать.

Ночью Юлька проснулась: почудилось, что кто-то ее зовет. Встав с постели, она подошла к окну, глянула на подступающий к забору ночной лес и вздрогнула: освещенный луной, возле березы стоял Мефистофель. Заметив в окне Юлькин силуэт, Мефистофель махнул рукой, приглашая Юльку к себе. Со стучащим от страха сердцем Юлька нырнула в постель и закуталась с головой в одеяло, — и долго лежала, ожидая чего-то страшного…

Утро всегда обещает; улыбнувшись бегающим по комнате лучам солнца, Юлька вскочила с постели, умылась, оделась и спустилась в столовую, где ее встретили Мастер и Маргарита. Чаепитие, прощание с Маргаритой, последний взгляд на покрытое легкой дымкой озеро, — и Мастер ведет ее через лес к дороге из белых кирпичей.

— Постарайся с дороги не сходить, — уклоняясь от покрытых росой веток, поучал Юльку Мастер. — Не знаю почему, но Белая дорога — самое безопасное место в Витасофии. И запомни: не верь обещаниям, подобным Мефистофельским. Комната перекрестков — единственная дверь в Витасофии, ведущая на Землю.

Вот и дорога.

— Иди, девочка! Пусть будет с тобой удача! — улыбнувшись, подтолкнул Юльку Мастер. — Иди и не оглядывайся. Позади нет жизни, она всегда впереди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дорога, дорога… Юлька шла по белым кирпичам, и ей казалось, что они знают о ее существовании и подбадривают: «Не бойся: пока мы с тобой — никто тебя не обидит». Вспомнились строчки из «Приморского сонета» Анны Ахматовой[17]: «И кажется такой нетрудной, белея в чаще изумрудной, дорога не скажу куда…», и Юлька повторяла их, думая о том, что добрых людей больше, чем злых, — и это дает цивилизации шанс на продолжение.

«Если подумать, ничего опасного в моем походе нет, — рассуждала Юлька. — Как в математической задаче: из пункта А донести С в пункт В».

Дорога сделала поворот, и Юлька с удивлением увидела стоявшего посередине дороги старика с бритой головой, с остервенением бившего клюкой по одному из кирпичей. Увидев Юльку, старик смутился:

— Извините, барышня! Вспомнил, как этот — старик показал клюкой на кирпич — трижды увольнял меня с Харьковского Коллегиума, и озлобился.

— А что: это не просто кирпичи? — с некоторой осторожностью приближаясь к старику, спросила Юлька.

— Каждый кирпич сделан из души умершего человека, мыслившего неумело или ошибочно, но все-таки мыслившего. Этому когда-то не давала покоя моя идея о том, что мироздание состоит из трех миров: вселенной, человека и соединяющих их священных текстов.

— Понятно! — сказала Юлька, с уважением посмотрев на кирпичи и молча попросив прощение за то, что на них наступает. — И многие вас обидели?

— К сожалению… Несколько веков живу в Витасофии, а сердце еще там, в клейкой стихийности земного мира. Куда путь держите?

— В Комнату перекрестков, — решив, что старик не опасен, честно ответила Юлька.

— Знаю это сооружение, — кивнул головой старик. — Неподалеку от города Капитолия находится, где живут мудрецы Древнего Рима. Бывал там не раз, общаясь со своими друзьями — Цицероном[18], Сенекой[19] и Марком Аврелием[20].

Но идти туда далековато, да и места опасные. Не страшно?

— Страшно, — созналась Юлька.

— Понимаю, — старик внимательно посмотрел на девушку. — Что ж: не горит сено, не касаясь огня. Не бойтесь: не все то яд, что неприятно на вкус. Меня, кстати, Григорием Сковородой[21] зовут. Слышала обо мне?

— «Нужность не трудна, трудность не нужна» — ваше? — припомнила Юлька.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Детская литература / Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия