Юмор лечит. Новые смешные рассказы о жизни

– Мне так комфортней, – ответила она высокомерно и вышла на сцену. Я, не успев сказать, чтобы она в таком случае сняла гарнитуру, тупо наблюдала, как оперная дива поет в два микрофона одновременно. Пытаясь спасти ситуацию, начала подавать ей немые знаки – в конце концов, один раз это уже сработало. Но не сейчас. Кажется, Светлана Григорьевна успела привыкнуть к гарнитуре и, забыв, что у нее в руках микрофон, стала им размахивать в такт музыке. Я, больше не в силах терпеть этот позор, вышла из-за кулис, по пути наткнувшись на Оксану Викторовну, и самым заботливым тоном спросила:

– Не забудете переобуться?

– Да я что, дура?! – ответила та тоном человека, которому в сотый раз задают один и тот же вопрос.

– Кто там дальше по программе? – спросила меня дочь Оксаны Викторовны.

– Фаина Громова – «Околица», – ответила я.

– А, Фиона, – засмеялась она в ответ, подталкивая маму в бок.

– Почему Фиона? – растерялась я и стала проверять свои записи.

– Да не, это мы так ее зовем между собой. Ну она ж толстая, как Фиона из «Шрека», – разъяснила мне дочь ромашковых шлепок, продолжая смеяться.

Я понимающе кивнула, хотя на самом деле ничего не поняла. Фаина – одна из женщин-альтов, очень приятная на вид, и если полновата, то самую малость. И уж тем более не имеет ничего общего с орками. Хотя тут, наверное, кроется более глубокий смысл.

Продолжая размышлять на эту тему, я вышла на сцену, чтобы объявить следующий номер. Отметила, что наш родной край – самый прекрасный на свете, а у само́й в голове, словно кинолента, замелькали фрагменты из мультика.

– «Околица», исполняет Фиона Громова, – объявила я и тут же осознала свою ошибку. Зрители хлопали и ликовали, как никогда прежде за все время концерта. Уверена, что, если бы не громкая музыка, я бы услышала их насмешки.

Я поспешно ушла со сцены, уступая место Фионе, то есть Фаине. Я уже не понимала, какой вариант все же правильный. В горле стоял ком, мне было неимоверно стыдно. Вышла к артистам, едва сдерживая слезы. При виде меня они взорвались дружным хохотом.

– Фаине на глаза лучше сегодня не попадайся, – предостерегла вторая женщина-альт. Все активно закивали в знак согласия. Однако никто меня не обвинил, и стало чуточку легче. Хотя неизбежная встреча с Фаиной-Фионой в конце ее номера все же вселяла страх.

До конца концерта оставалось несколько номеров. «Интересно, где они держат коня?» – думала я, но спросить не успела, потому что нужно было объявить Оксану Викторовну. Я объявила ее из-за кулис, выходить на сцену не было смысла. Тут же встретилась с Фаиной – она потрепала меня по плечу и дружески подмигнула. Я подумала с надеждой: «Неужели не заметила?».

Оксана Викторовна уже начала петь. Я решила подождать конца номера вместе со всеми, но тут мой взгляд упал на ромашковые шлепки, которые она все же забыла снять. Рука невольно закрыла лицо.

Сил на панику и терзания уже не осталось. Я спокойно выждала момент, когда Оксана Викторовна повернется в мою сторону, и указала ей на шлепки. Она же, не подавая никаких ответных знаков, просто слегка присела, так, что ее подол прикрыл злополучные шлепки. Я, смеясь, пошла ко всем, чтобы рассказать эту историю. Но, не успев и рта открыть, увидела, что женщина-альт исправляет мою программу.

– Что вы делаете? Что-то не так? – спросила я и уже сама увидела зачеркнутую строчку «Выход коня». – Коня не будет?

– Будет. Только зачем ты так написала? Вдруг увидит, – пояснила она.

– Кто?

– Конь.

– Что? Вы смеетесь? – окончательно запуталась я.

– Ты же тут написала «Выступление мэра», зачем второй раз писать «Выход коня»? – пыталась объяснить Фаина.

– Не понимаю, при чем тут мэр. – Мой мозг усиленно заработал, пытаясь сложить два и два.

– Дорогая, конь – это мэр. Прозвище у него такое. Ты что, не знала? – с неожиданной заботой сказала Светлана Григорьевна.

– Нет… – безжизненно ответила я, потому что два и два сложились, и я осознала величину катастрофы.

– Да что ты так переживаешь? Ну написала и написала, – попыталась успокоить меня Фаина.

Но было уже поздно. К нам зашел мэр, радушно всех поприветствовал и прошел за кулисы. Я объявила его дрожащим голосом, и на экране появился табун лошадей, а из колонок полилось: «Выйду ночью в поле с конем…». В зале раздались шумные аплодисменты, побив рекорд, установленный перед выходом Фаины-Фионы. Мои коллеги, не отставая от зрителей, тоже захлопали, сопровождая аплодисменты истерическим хохотом. Я была готова под землю провалиться. «Столько позора за какой-то час не может вынести ни один человек», – подумала я. Пятиминутное выступление мэра казалось нескончаемым. Со всех сторон то и дело раздавалось ржание, а иногда даже похрюкивание. Воображение рисовало картину, что смеются именно надо мной, с позором изгоняя из своего моногорода.

Настал час расплаты. Концерт закончился, и к нам вышел мэр. Его лицо непоколебимо серьезное. Я закрыла глаза, не в силах больше ждать.

– Достойный концерт, – услышала я голос мэра. – Зритель доволен.

Открыв глаза, увидела протянутую мне руку мэра, робко ответила на его рукопожатие.