Юнги с Урала

Оказавшись в овеянном боевой славой Сталинграде, узнал, что моих друзей Гурьева, Чернышева и Решетняка здесь уже нет. Гоня немцев, они ушли дальше на запад. С болью в сердце смотрел я на обезображенные берега моей любимой реки. Тут и там из-под воды торчали затонувшие пароходы и баржи. По реке плыли доски, разбитые ящики, а изредка еще и трупы. Не лучше выглядел и сам город. Смотрел я на обгоревшие остовы зданий, на зияющие глазницы мертвых окон и очень сожалел, что не был рядом с его защитниками в тяжелое для города время. Отчетливо понимал, что в сравнении с прошедшими горнило Сталинградской битвы моряками я пока настоящий салага.

— А что это у тебя на плечах написано? — глядя на узенькие погоны с буквой Ю, спросил меня командир корабля, на который я был направлен радистом.

— Юнга! — громко, по-военному ответил я, гордясь своей принадлежностью к Военно-Морскому Флоту.

Тут неожиданно внимание ко мне у командира и команды пропало. Что-то произошло с кораблем. Он внезапно остановился: не вращался винт. Вскоре выяснилось, что на него намотался трос. Катер тут же подхватило течение. Надо было немедленно устранять неисправность. Но как? Водолазного костюма на корабле не было. Никто из команды опыта работы под водой не имел.

— А что, если противогазы? — робко заметил я.

— Что противогазы? — тут же переспросил командир.

— Ну, несколько трубок и маска… — стал я невнятно объяснять.

— А ведь верно, — с удовлетворением сказал командир. — Кто попробует? — спросил он, обращаясь к морякам.

— Разрешите мне! — обрадованный поддержкой, попросил я.

— А справишься? Плавать-то хоть умеешь? — по-отечески заботливо поинтересовался командир.

— Пять раз в Очере пруд переплывал! — совсем осмелев, выпалил я. Будто командир мог знать, где этот Очер находится и что там за пруд. — Дно доставал, — не удержавшись, похвастался я.

Впрочем, все это было правдой. Проводить время на Очерском пруду мы с Сережкой Филиным и Митькой: Рудаковым очень любили. По нескольку раз переплывали его из конца в конец. На нем же сдавали нормы на значок «Юный моряк», были членами ОСВОДа.

— Ну, что ж, попробуй, юнга! — решился наконец командир.

Краснофлотцы быстро соединили несколько гофрированных противогазных трубок и прикрепили их к маске. Надев ее, я спустился с кормы в воду. Она была холодной. Дух сразу же перехватило. Дышалось тяжело.

Размотать трос оказалось делом нелегким. Но мне так хотелось сделать это, что, кажется, поступи приказ бросить работу, и то не вылез бы из воды. Время шло, но я его не замечал: так был увлечен работой.

Трос все же размотал, сбросил с винта. Порядком измученный, продрогший поднялся на палубу. Мотор заработал. Катер снова обрел ход.

— Молодец! — похвалил командир. — А говорил: юнга… Да какой же ты юнга? Настоящий матрос!

Вечером того же дня, во время вечерней поверки, мне объявили благодарность и тут же перед строем зачитали приказ о досрочном присвоении звания «краснофлотец».

А старшина выдал мне новенькие погоны с буквами «ВФ», что означало «Волжская флотилия».

Штабной фотограф-любитель по секрету позвал меня к себе в кубрик, усадил на стул и сфотографировал.

— Такой момент и запечатлеть не грешно. Не часто бывает, когда в первый день службы на корабле присваивают очередное воинское звание. Вспоминать будешь, — сказал он.

В то время я еще не знал, как крепко подружусь с моряками этой части. Со многими из них мне будет суждено служить на Черноморском флоте и в составе Дунайской флотилии пересечь шесть государственных границ.

С первых же дней они показались мне людьми особенными. На Соловках, получив газету с описанием подвига Ивана Решетника, я, как и другие юнги, восхищался его умением управлять любой боевой техникой. Оказавшись среди волжских моряков, я убедился, что такими же умелыми воинами здесь были и другие старшины и матросы. По всему выходило, корабельному радисту тоже мало знать лишь свое дело.

— Моряк должен быть воином широкого профиля, — говорил мой новый командир. — Без глубоких разносторонних знаний даже самые лучшие помыслы могут принести не столько пользу, сколько вред.

В Школе юнг, помимо радиодела, я освоил специальность сигнальщика. Но этого оказалось недостаточно.

— С первых же дней берись за изучение крупнокалиберного пулемета, а также вместе с другими моряками под руководством старшины будешь изучать устройство мин и правила их подрыва, — сказал командир.

Насколько это было необходимо, я вскоре сумел убедиться.

Катера вели траление. Признаться, эта работа мне не особенно нравилась, казалась слишком мирной и прозаичной. Юнги-однокашники Витя Сакулин, Володя Лыков, Иолий Горячев, Ваня Семенов попали на эскадренные миноносцы, Женя Ларинин, Володя Дьяков и Ваня Неклюдов — на торпедные катера, Саша Плюснин — на морской охотник. Мощные артиллерийские удары, залпы торпед, стремительные атаки… А тут тральщики… Тихие ходы, тяжелый каждодневный труд на фарватерах. Ни тебе лихих атак, ни ударов глубинными бомбами. Даже на радиовахтах не каждый день доводится сидеть. Флажным семафором часто обходимся.