Юнона

Это было специфичное место – такое маленькое поселение в лесу, у самого берега моря. Изредка тут появлялись новые люди, но в целом постоянных жителей было не больше двадцати: одиночек, несколько пар, и были те, кто втроем делил все прелести жизни вдали от цивилизации и социального давления. Впрочем, все прелести, как успел заметить Сэт, за проведенные им тут три недели, это бесконтрольное употребление алкоголя, запрещенных веществ и отсутствие необходимости работать. Но люди в этом месте все же очень добрые и приветливые, и они совершенно бескорыстно пришли ему на помощь, когда кроме как в лес и уйти то было некуда.

Свое место постояльцы называли Майским берегом, так как почти все стекались сюда в мае и уезжали поздней осенью. Среди них была Мира – яркая особа, скрывающая от всех свой возраст, но по некоторым признакам можно было догадаться, что ей больше тридцати. Она сразу предложила беглецу свой шалаш.

Сэт был знаком с ней не больше недели, но ей, по всей видимости, этого было достаточно, чтобы настойчиво предлагать ему уехать вместе с ней в какой-то северный город, где пустовала ее квартира.

Предложений было валом, среди всего коллектива вольных во всем, в том числе соблюдении гигиены и отношении к собственной внешности людей, он выделялся ярче всех. Ему даже дали негласное прозвище Аполлон, за его атлетическое телосложение, светлые, слегка вьющиеся волосы и серо-голубые глаза. Сестры Ида и Майя шутливо просились замуж вдвоем, лишь бы, по их словам, каждый день видеть его улыбку и родить от него таких же красивых и милых детей. В самом начале все это смущало девятнадцати летнего парня, но проведя в этой компании множество веселых вечеров, он уже успел привыкнуть.

– Вот мы приезжаем сюда уже девятый год, а таких как ты тут раньше не было, – завела разговор Майя, подкуривая вторую за час сигарету.

Вдвоем они сидели у потухшего кострища, на прикатанных с берега больших камнях. Ночью тут было шумно: музыка, пение и танцы, домашнее вино и печеная картошка с рыбой. Сэт ушел спать немного за полночь, когда людей стало на его взгляд слишком много. А к утру осталась только Майя, будто не ложилась вовсе, и местный старожил, который старательно убирал раскиданный мусор и подчищал остатки одной найденной бутылки, плохо спрятанной кем-то.

Солнца еще не было видно, но ровная морская гладь уже переливалась под светом утренних лучей, пучки проросшей между камней травы были все покрыты росой, а в воздухе стоял свежий аромат соли и хвои. Июньские ночи еще были прохладными, а из теплой одежды у Сэта было подаренное ему одеяло, не самое чистое, но голые плечи прикрыть в самый раз.

– Не могу я так, это все здорово, но не мое. Ну, допустим, я доживу здесь лето, а дальше что? Как тут зимуют вообще?

– Знаешь, я разговаривала с Идой, и она мне по секрету сказала, что ради тебя осталась бы здесь и на зиму, и я с ней согласна, кстати.

– Я понял, к чему ты клонишь. – Засмущался Сэт. – Но все же я здесь временно, надеюсь.

– У тебя даже паспорта нет, работу будет сложно найти, жилье тоже. Или ты собрался с Мирой уезжать?

– Да не поеду я никуда. А кто тут на зиму остается?

– Ну, Рыжий тут уже лет пять живет, Нитья и Тото, ну те, побритые дети солнца тоже этой зимой оставались. Кстати, ты же про Рыжего и не знаешь ничего. Раньше был нормальный мужик, общительный такой, а в позапрошлом году приехали, он память потерял, не узнал никого, говорить будто разучился. Вот сейчас только вроде прогресс пошел.

– Ну он еще не старый, может инсульт был, – предположил Сэт.

– Да не, крышка слетела у него, – ответил пришедший со стороны моря загорелый темноволосый мужчина, по прозвищу Борода, хотя логичнее, как думалось Сэту, звать его Дреды. Он сел на соседний камень и отрезал себе большой кусок оставшегося с вечера арбуза. – Может отнесем ему? А то проснутся и налетят. Сейчас, часов пять уже есть, я думаю. А ты чего не ешь? Бери.

Борода отрезал еще один кусок и протянул парню, попутно отмахиваясь от назойливой осы.

– И что случилось с ним? – поинтересовался Сэт.

– Кто-то говорил, что он в шторм поплавать решил и тонуть начал, его вытащили, ну и он как очнулся, не узнал никого, бормотал что-то непонятное, а потом вообще замолчал на полгода. Хотя, может инсульт, я читал о таком. Люди теряют память, забывают родную речь.

– И в больнице он не был?

– Не, он сам ушел в город и вернулся через месяц, его тут всем скопом выхаживали, долго лечили, заново научили его говорить и читать. Мы теперь ему книжки приносим. Ты если в город пойдешь, захвати ему что-нибудь, он тебе спасибо скажет.

– А мне он не нравится, – высказалась Майя, скривив лицо.

– Ох и спорщица, – засмеялся Борода и повернулся к парню, выплевывая арбузные косточки. – У нас тут спор века «А был ли палец» называется. Сэт заинтересованно приподнял бровь, и мужчина рассказал суть спора.

– Тут некоторые люди, которые были знакомы с Рыжим до инцидента, утверждают, что у него вообще не было мизинца на левой руке, а сейчас на том месте хоть и обрубок, но есть.

– И глаза были карие, я это отлично помню! – подхватила Майя.