Юность крейсера

– Помните, Алексей Петрович, как три года назад вы еще гардемарином заезжали вместе с матушкой к нам? Вы мне казались тогда таким взрослым и важным.

– А теперь я что помолодел и превратился в мальчишку?

– Нет, это я, наверное, стала взрослой. Как странно: мне сегодня исполнилось семнадцать лет и в этот день приехали вы.

– Значит, вы уже не ребенок, – мичман обнял девушку и поцеловал нежные детские губы.

Лиза обмерла. Ее холодные губы не отвечали на поцелуй, но Алексею было все равно приятно ощущать их свежий мятный вкус. Он почувствовал свою власть над девушкой.

– Я хотел проверить: не растаешь ли ты от поцелуя, а то мне весь вечер казалось, что ты Снегурочка, – сказал Каневской, отрываясь от ее губ.

– А что бы вы делали, если бы я растаяла? – спросила Лиза.

Голова ее была запрокинута, а голубые-голубые глаза светились, будто две звездочки.

– Наверно, я тоже бы растаял, и мы превратились бы в две лужицы. Не выдержав взгляда ее глаз, Алексей прикоснулся к ним губами, и девушка затряслась в его объятьях.

– Лиза, тебе холодно?

– Нет, Алексей Петрович, – ответила она, но запнувшись, продолжила, – нет, Алеша, просто сердце чересчур быстро бьется.

Каневской снял китель и накинул его на плечи девушки.

– А вы, Лиза, умеете различать созвездия? – спросил мичман, желая чем-нибудь похвастаться перед ней.

– Нет, разве только Большую медведицу.

Над ними тускло светили блеклые в короткую летнюю ночь звезды севера. Указывая пальцем на небо, Алексей пустился в объяснения:

– Смотри. Видишь вон те звезды. Если их соединить линиями, получится что-то похожее на цифру три – это Кассиопея. А вот этот неправильный крест, что над нами – созвездие Лебедя, а самая яркая звезда в нем, называется Денеб. На юге звезд становится больше, и светят они поярче. Особенно, когда безлунная ночь и корабль идет в открытом море. Кажется, что броненосец летит от звезды до звезды. Алексей прижал Лизу к себе, и ему самому сейчас верилось, что он самый умный и сильный на свете.

– Лиза, ay! Ay, Лиза! – послышались вдруг где-то за спиной девичьи голоса.

– Елизавета Александровна, отзовитесь! – вторили им мужские.

– Давай убежим от них, – предложил Каневской.

– Ну что вы, Алексей Петрович, неудобно. Они будут волноваться и искать.

И Лиза отозвалась:

– Ау! Мы сейчас идем!

Девушка отстранилась от Каневского и пошла на зов голосов. Они вышли к костру, разожженному молодежью. На них смотрели во все глаза, словно они сделали за свою отлучку что-то предосудительное. Прислонившись к яблоне, Елизавета в задумчивости наблюдала, как гимназисты прыгают через костер. Но девушку больше не веселила эта забава. Она и вправду повзрослела за прошедший вечер. Ее губы все еще горели от первых в жизни поцелуев, а на плечах висел накинутый китель мичмана.

– Извините, Елизавета Александровна, но мне пора уезжать. Моя маменька устала и хочет спать, – начал раскланиваться Алексей.

– Может, вы останетесь до утра? Мы отвели бы вам и Наталье Федоровне комнату.

– Спасибо за приглашение, но мне хочется провести ночь в родительском доме.

Лиза сняла с плеч китель и протянула Каневскому:

– Заезжайте к нам еще по-соседски, без приглашения, в любое время.

– Дня и ночи? – вводя девушку в замешательство своей лучезарной улыбкой, сыронизировал Алексей. – Спокойной ночи, Лизонька. До свидания.

Всю обратную дорогу домой мать все пыталась узнать у Алексея, понравилась ли ему Лиза. Но сын на все ее вопросы отвечал односложно: да, нет, не знаю. Он был явно нерасположен к разговору. И Наталья Федоровна, подумав, что утро вечера мудренее, перестала приставать к сыну с вопросами.

Уже лежа на мягкой кровати, Каневской, засыпая, думал: «А может, взять, да и жениться, как советует матушка. Обаблюсь, заведу кучу детишек, служить пристроюсь в порту или береговом экипаже, – но мичман, перевернувшись на другой бок, тут же отверг эту мысль. – Нет, я не достоин такой скучной и обыденной жизни! Разве об этом я мечтал с детских лет? Разве не грезились мне на этой кровати дальние страны, неоткрытые острова и ширь океана? Разве не я еще три дня назад клялся в любви Леночке Клод?»

Глаза Алексея слипались, и в дремоте ему показалось, что его душа, выскользнув из тела, полетела над рельсами железной дороги в Петербург. Замелькали фонарные столбы, дома со светящимися окнами. Вот промелькнул Невский проспект, а вот и дом Клодов, второй этаж. Алексею кажется, что он, бесплотный, проникает через замочную скважину, беззвучно ступая, идет к спальне и садится у изголовья Елены Васильевны. Лунный свет озаряет прекрасное женское лицо, и он, нагнувшись к ее уху, шепчет:

– Мы с тобой связаны вместе канатами и якорными цепями, мы теперь – одно целое. Ты, Леночка, уже не сможешь жить без меня, ты будешь думать только обо мне. Отныне весь смысл твоей жизни заключается в том, чтобы увидеть меня.

Дух мичмана приложился устами к губам женщины и, воспарив над землей, полетел обратно к телу, лежащему на кровати в барском доме, в деревне Ваньково.

Проснулся Алексей поздно – жаркое летнее солнце уже успело нагреть воздух и высушить росу.