Юность крейсера

– А вот еще был случай, – начал новую историю Александр. – Прошли мы уже Суэцкий канал и стояли в Джибути. Жара днем невозможная: на броне воду кипятить можно, а ночью холодно, как в подвале. Бедуины на лодках меж кораблей так и снуют. На ломаном французском и английском кричат, предлагая купить всякую всячину. Один, смотрю, прямо из кожи лезет, даже по-русски орет: «Купи, ваше благородие!» Говорю ему по–английски: «У тебя финики есть?» Тот в ответ кричит: «Еs, Еs». Велел я трап спустить, поднялся бедуин на борт с мешком фиников. Нахваливает свой товар, лучше, говорит, во всей Африке не сыскать. Пробую, действительно, хорошие сладкие финики. Даю ему три франка, больше чем стоят финики у них на базаре, а торгаш на колени падает, на всех известных ему языках лопочет, на пальцах что-то считает. Выходит, что должен я заплатить не меньше пяти франков, и то, полцены по доброте душевной он мне скинул. Посмеялся я над его стараниями, доплатил еще два франка и велел матросу отнести мешок в Кают-компанию. Поели мы вечером немного этих фиников, на завтрак опять велели подать. Начали кушать, а все финики червячками поточены. Пришлось весь мешок вестовым отдать. Выхожу я на палубу и слышу, как этот бедуин вновь на всю гавань заливается, расхваливая товар. Ну, думаю, погоди, пройдоха, я тебя сейчас проучу и кричу ему: «Плыви сюда, я тебе сейчас бумагу за честность напишу, чтобы все русские моряки покупали только твой товар». Бедуин радостный поднимается на палубу «Авроры», в ножки кланяется. Я пишу ему рекомендацию, что податель сей бумаги Оглы такой-то есть плут и обманщик и ничего у него покупать нельзя, и подписываюсь: «лейтенант Нечаев». Этот торгаш, наверное, до сих пор удивляется, почему русские моряки перестали покупать его товар.

Каневской задорно засмеялся, хотя слышал раньше этот рассказ и даже видел ту рекомендацию в руках у незадачливого торгаша.

Офицеры вышли из вагона на полустанок, не доезжая до Гатчины. Дачный поселок утопал в зелени: перед домами пестрели цветами палисадники. Отворив калитку, Владимир Карлович позвал сидевшую на веранде жену:

– Елена Васильевна, посмотрите, кого я к вам привез.

Увидев брата, Елена сбежала с веранды и, обняв, поцеловала в щеку.

– Леночка, позволь тебе представить Алексея Петровича Каневского, – освобождаясь от объятий сестры, сказал Александр.

– Очень рада познакомиться, – протянула руку для поцелуя мадам Клод. – Вы тоже на «Авроре» служите?

Алексей приложился губами к тонким длинным пальцам женщины и, подняв голову, окинув изучающим взглядом сестру Нечаева, ответил:

– Нет, на «Осляби».

Мадам Клод была небольшого роста: ее головка не доставала и до плеча мичмана. Лицо женщины было красивым: правильный тоненький нос, ротик с пухлыми губками, зеленые глаза, блестящие, словно изумруды, в обрамлении черных волнистых волос. Она была намного моложе мужа, и Каневскому сначала показалось, что Елена его ровесница. Но тонкая морщинка между бровей все же говорила, что сестра Нечаева на несколько лет старше мичмана.

– Как я рада, Сашка, что ты приехал! – беря брата под руку, сказала Елена. – Пойдемте в дом, я сейчас прикажу кухарке накрыть на стол.

Вечер был теплый, и ужинать сели на веранде. Мужчины вновь заговорили о войне. Владимир Карлович рассказывал новости из главного морского штаба, что Вторая Тихоокеанская эскадра к походу фактически не готова, новые броненосцы только вооружаются и войдут в строй не раньше сентября.

От выпитого коньяка капитан второго ранга стал болтлив и хвастлив. Слушая его, можно было подумать, что только он один умеет мыслить, а все остальные полные кретины и дураки. Мадам Клод не нравилось, когда муж начинал бахвалиться, в такие минуты ей хотелось зажать уши и ничего не слышать.

Владимир Карлович между тем продолжал распинаться:

– Я еще с самого начала войны говорил, что нужно немедленно соединить Порт-Артурскую эскадру и Владивостокский отряд крейсеров. И только теперь, когда японцы принялись обстреливать гавань Порт-Артура с суши, император приказывает эскадре идти во Владивосток. А этот трус, адмирал Витгефт, никак не может решиться на выход в море.

– Японский адмирал Того может выставить против Артурской эскадры в два раза больше бронированных кораблей, и потребуется большая смекалка, чтобы обмануть его, – возразил Нечаев, всегда имевший на все свое мнение.

– У японцев всего четыре полноценных броненосца и два хороших броненосных крейсера. Остальные броненосные крейсера – фикция, если Того решится поставить их в главную кильватерную колонну, наши двенадцатидюймовые орудия разнесут их в щепки.

– Позвольте не согласиться – запротестовал Нечаев.

Елене Васильевне надоели все эти споры о броне и калибрах. Сколько раз она их слышала еще маленькой девочкой, прыгая между морских офицеров в доме отца. Посмотрев на молодого мичмана, женщина подумала: «Он еще совсем невинный мальчик, улыбчивый, с голубыми глазами, вокруг которых большие ресницы хлопают, словно крылья бабочки. Даже трудно поверить, что скоро ему придется воевать и, рискуя своей жизнью, отбирать жизнь у других».