Юность, Мурманск и журфак

Слово за слово. Вдруг придет супервайзер, а я снова не выполняю работу. Стою, болтаю. Поэтому мы прощаемся. Мужчина желает мне удачи. Смотрю на часы. Урааа! Ровно семь. Без трех минут. Ну, ничего пока я дойду до раздевалки через длинный гипермаркет, будет семь. И я иду через взоры охранников, покупателей, продавщиц. И мне уже так легко, хорошо. Я не подвластна времени. Я словно лечу к раздевалке. И усталость куда-то исчезла. Я чувствую, что у меня еще есть неисчерпаемый запас сил. Вот так.

Через день я получила свои сто восемьдесят рублей и печальный опыт работы промоутером. Женя на меня совсем не обиделась – она меня поняла. Наверно, потому что получила ту работу.

О расставании

Какая-то часть тебя уходит с тем, кого ты потерял. Марк Леви

Люди встречаются, люди влюбляются, женятся. Только вот в один день умирают далеко не все. Далеко не все остаются верны друг другу. Сохранить любовь весьма трудно. Любовь – это огонь, который непременно когда-нибудь догорит. Если вовремя не подкинуть дров, можно задохнуться от дыма…

Это была рябая тусклая осень, но удивительно ароматная… Рваные, беспорядочно разбросанные по асфальту листья, сизые клубы дыма из мусорных баков, пурпурно-серебряное небо и негаснущий ветер, бьющийся неустанно в подъездные углы. Рано пришедшая… осень. В их жизни она была последней.

Комнату, огромную полупустую комнату обволакивала тьма. Падал ноябрьский снег. Густой и упорный. Одна фигура стояла у окна, другая – в углу у детской кроватки посреди полукруга разбросанных кукол…

Пытались вести диалог.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло, – сказал Он и отдернул штору.

Кажется, Он вложил в это движение все оставшиеся капли своей обиды. Храбро продолжал смотреть Ей в глаза. Они блестели карим пламенем.

– Получается, все, что было… было впустую.

Долгое молчание.

– Ничему меня жизнь не учит!

Он опустился на диван. Сел на пол и обнял голову сильными полными руками.

– Ничего не было впустую. Я не хотела тебя предавать, – сказала Она оправдательным тоном.

– Но предала… – шепнул Он утвердительным…

Потом встрепенулся, как от продолжительного сна. Она увидела Его слезы. Второй раз в жизни. В первый – Он плакал от счастья на их свадьбе.

– А ты вообще меня любила? Или, как всегда, игру придумала? Хорошо в роль вжилась…

– Не знаю. Теперь не знаю, в последнее время все было так сложно, – глухо отрезала Она, равнодушно и тоскливо опустив глаза.

– И в горе, и в радости, и в здравии, и в болезни…

Она села на холодный пол и взяла за руку куклу. Расставленные пластмассовые пальцы куклы будто сжали Ее запястье. Ей стало больно.

Он хотел закричать, но сил хватило только на усмешку.

– Прости. Но ты же сам говорил, что людям нельзя верить…

– Так просто ты говоришь об этом, как будто мы одну ночь вместе провели, а не пять лет.

Видно было, как он взвешивает каждое слово, и как что-то в горле, сырое и круглое, мешает говорить.

– Тебе я верил. Верил в то, что ты особенная. Наконец даже решил, что это любовь. Ведь ты помнишь, каким я был циником до нашей встречи. Ты все, конечно, помнишь.

– Все проходит. Мне тоже тяжело делать тебе больно, – Она кладет куклу к спящей девочке в детскую кроватку и садится на подоконник. Приоткрывает окно.

– Кто он такой? Ты его любишь? Сильнее, чем любила меня?,

Он напрягается, глаза его зеленеют от ярости, но он не поднимает голоса.

– Я не знаю, что я к нему испытываю. Но это чувство сводит меня с ума. А к тебе только пустота…

Она чувствовала ее внутри, будто скользкую холодную пулю в области сердца. Ничего не осталось к нему. Напряжение, раздражение, усталость. И непреодолимое чувство одиночества, гнетущее и нескончаемое. Не такое, какое бывает, если ты уединяешься намеренно, когда хочешь выплакаться или помолиться. Совершенно тебе незнакомое. С Ним уже какой год Она была так одинока.