Юность. Музыка. Футбол

– Бабушка! – не выдержал Гайават.

– Ох, разбойник! Да разве можно так человека пугать? – встрепенулась заклевавшая, было, носом старуха.

– Ты сказала: смотрел на неё Абдула, смотрел..

– Смотрел на неё Абдула, – подхватила нить бабушка, – а сам думал: вот, не женился на ней, как мечтал, а все равно приятно смотреть – ведь и я ей чем-то помог, поддержал в трудный час. Подумал так Абдула, и стало у него на душе светло и спокойно. Увидел он вдруг, что даже крупица добра может изменить чью-то судьбу (а значит и целый мир) к лучшему, и добро это сеять легко и приятно. Да и как могло быть иначе, если мир этот создал Всевышний, чья безграничная доброта как благодать нисходит на…

Не ушел. Левой рукой я хватаю за капюшон, а правой бью кулаком по затылку.

Ублюдок уже на земле в позе жука на спине, согнул и сучит лапками, гнида. Я нагибаюсь и снова фиксирую левой рукой капюшон.

– На, на, забирай! – скулит падаль, доставая из-за пазухи кошелек.

– На? На, блин? – переспрашиваю я, одной рукой держа мулодёра за капюшон, а другой втискивая лопатник в передний карман джинсов. – На, блин, урод! – с размаха бью освободившейся рукой, – На, бляха. Н-на..

Он обхватил свою голову – херачу по корпусу, фигли.

– По печени только не бей, по печени.. и в сердце не надо – больное.

– По печени, да?.. На, сучья тля! По сердцу не надо?.. Сюда вот не надо, да, тварь? С-сюда?

– Ах, угх.. ах-на! Спасите, убьют! – заголосил невинный ягненок. Открывает едальник, хватаясь за грудь.

Ху! Кхр-кх-сс.. Хруст зубов всяко лучше белужьего воя или визга свиньи, не так режет ухо. А даже ласкает…

Ах, ты гнида.. Сученышь! Пробил мне костяшку клыком! содрал сука кожу! Ну, молись теперь, тварь краснокожая!

…И тогда приходит густая чёрная тьма. Бабушкин голос почти не слышен. Ночь наваливается неподъёмным мешком и словно плотная вязкая смола облипает тебя. Ты пытаешься двинуться, но не можешь. Ты хочешь крикнуть, но вместо слов – только хрип и шипение, нет сил даже взвизгнуть…

Ближе к ночи Матхотопа занервничал. Беспокойно он заходил по загону, заражая овец непонятной тревогой. Наконец, не властный над собой, обратил кудлатую морду вверх и протяжно заблеял. Сначала тихо, а затем все сильнее и громче… Он блеял и хрипел, изливая во тьму свое горе. Вокруг всполошились овцы и тоже заблеяли. И вот уже в других дворах подхватили теперь эту песню. Песню-плач по чьей-то судьбе, великую песнь общей скорби.

Человек в светлой фетровой шляпе, клетчатой рубахе и голубых джинсах стоит на коленях посреди пыльного пустыря. В кармане его поет телефон. Человек не может ответить. Он занят делом. Со спины кажется, что руки его, поочередно ритмично вздымаясь и опускаясь, толи с азартом месят тесто, толи энергично застирывают что-то в тазу – порой летят брызги. Раз-два, раз-два, левой-правой, левой-правой, вот так, вот так…

..I knew that you felt it too

By the look in your eyes

Sweeter than wine

Softer than the summer’s night

Everything I want I have

Whenever I hold you tight..

Довольно непросто скакать на человеческом теле. Всегда есть шанс потерять равновесие и плюхнуться рядом. Особенно, если тело лежит на боку. Поэтому лучше сперва положить его на спину. Или же на живот. А уж потом.. И рраз! И еще! Во-от так, да вот так!!

..Will last forever

Forever till the end of time…

– Да.. привет..

– Але, привет.. ты спишь?!

– Ага, вздремнул слегка – чёт срубило после треньки..

– Ну ты даёшь! Ладно, мне к Кристинке нужно ещё забежать, поэтому давай в полдевятого? Только смотри – не опаздывай.

Ох, у меня встает, даже когда я ее просто слышу…

– Никогда, моя сладкая!

Что ж, есть время привести себя в порядок..

Энд зэ-эн ит хэппен

Ну вот, теперь уж не скоро отвяжется..