Юрг Иенач

Содрогаясь, смотрел Вазер, как застывает прекрасное лицо, залитое лунным светом; голова умирающей покоилась на груди коленопреклоненного Иенача. Юрг громко рыдал.

Капуцин пытался зажечь погасшую лампу, а Блазиус Александер, схватив мушкет, недрогнувшим шагом вышел в сад, где от луны было светло, как днем.

Убийцу недолго пришлось искать.

Долговязый и нескладный, сидел он на корточках между стволами деревьев, темные курчавые волосы падали на склоненное лицо; перебирая четки, он стонал и молился, а рядом лежал еще дымившийся тяжеловесный пистолет…

Не колеблясь, прицелился Блазиус из мушкета и уложил убийцу выстрелом в висок. А когда тот упал ничком, пастор подошел, перевернул его и, заглянув ему в лицо, пробормотал:

— Так я и думал, — ее брат, скудоумный Агостино!

С минуту он постоял, прислушиваясь. Потом поглядел через ограду и прокрался назад, к дому. До его слуха сквозь тишину ночи донесся неопределенный шум.

— Две птички подали голос, — проворчал он себе под нос, — скоро налетит и вся стая.

Тут со стороны деревни раздались пронзительные крики, и сейчас же над головой пастора загудел, забил в набат церковный колокол.

Александер увидел снова вспыхнувший в темноте свет предательской лампы, захлопнул крепкие ставни нижнего этажа и поспешил в дом, намереваясь вместе с друзьями защищать его, как крепость, до последнего человека, — с улицы уже раздавались выстрелы, а во входную дверь сыпались удары. Фауш едва успел накинуть на нее засов и взбежал по лестнице на чердак, чтобы вести наблюдение через слуховые окошки. А пастор Александер опять зарядил мушкет и встал возле узкого решетчатого кухонного окна, как возле бойницы.

— Вот мерзавцы! — крикнул он навстречу Вазеру, который выбежал из отведенной ему каморки, вынеся оттуда дорожную котомку и опоясавшись своей легкой шпагой. — Мы дорого продадим свою жизнь!

— Бог с вами, господин Блазиус, неужто вы, служитель слова господня, станете стрелять в людей, — попытался усовестить его Вазер.

— Кто не слушает, пусть восчувствует, — гласил невозмутимый ответ проповедника.

Но тут Панкрацио обеими руками обхватил старого смельчака и оттащил от амбразуры.

— Своим дурацким упорством ты всех нас погубишь! Бегите отсюда прямо в горы!

— Боже милосердный, — прогремел с чердака басистый голос Фауша, — они валят валом. Они уже вломились в дом Поретто. Мы погибли!

— Бегите сейчас же! — крикнул монах, меж тем как удары топора о дверь становились все яростнее.

— Будь по-твоему, капуцин, — согласился Блазиус и принялся охапками таскать из кухни хворост и солому и опытной рукой укладывать их в проходе между обеими дверьми. — Мы улепетнем отсюда через Бондаскский ледник в Бергель. Фауш, отворяй все слуховые окна, чтобы было побольше тяги. И спускайся живей!

Фауш сполз с лестницы, пригибаясь под тяжестью съестных припасов, которые обнаружил на чердаке, а Вазер озирался по сторонам, не видя Иенача.

— Тут пути наши расходятся, Панкрацио, — сказал старик проповедник и протянул капуцину руку поверх сложенных стенкой вязанок. В эту минуту средняя створка дверей расселась под неистовый вой осаждающих. — Оставайся у парадной двери, а мы под прикрытием огня выберемся через черную. — И он поджег хворост. — В путь, братья-протестанты!

Когда пламя от сильной тяги взвилось столбом к слуховому окошку, Иенач с мертвой женой на руках вышел из горницы на полыхающий свет.

В правой его руке блестел длинный меч, на левой, не ощущая, как видно, тяжести, он нёс мертвую Лючию, чье тихое, кроткое лицо, словно сломленный цветок, приникло к его плечу. Он не хотел оставить ее на поругание кровопийцам. При всей трагичности положения, Вазер не мог отвести взгляда от этого образа немого гнева и непримиримой скорби. Таким должен быть ангел Страшного суда, несущий безгрешную душу сквозь вечный огонь. Это же был не вестник света, но ангел мщения.

Пока граубюнденцы поспешали через сад к подножию гор, капуцин в огне и дыму стойко дожидался на кухне того мгновения, когда дверь разлетится в щепы. А тогда, вытянув правую руку с зажатым в ней распятием, он бросился на порог и крикнул алчущей крови толпе:

— Пресвятая матерь божия! Неужто вы хотите сгореть вместе с еретиками?.. Их пожрал огонь небесный! Гасите его, спасайте свои жилища!

За его спиной трещало разбушевавшееся пламя.

Со звериным воем толпа в ужасе шарахнулась назад. Поднялась невообразимая сумятица.

Молниеносно распространилась легенда, будто святой Франциск во плоти истребил еретиков из протестантского пастората и в благолепном облике явился верующим.

Таким-то образом капуцину удалось незаметно сесть на ослика, который дожидался в стойле по соседству. Оставив позади красное зарево и кровожадные крики, Панкрацио надвинул капюшон на лицо и окольными путями затрусил к своей обители на озере Комо.

Глава седьмая