Юрг Иенач

Его собеседник, аристократического вида худощавый мужчина лет шестидесяти, невозмутимо наблюдал за ним. Манеры этого вельможи представляли собой сочетание итальянской обходительности с испанским высокомерием, но только не в равных дозах, ибо если знаменитый прадед герцога Сербеллони — полководец Карла V — и оставил ему в наследство величавый орлиный нос и дипломатическую сноровку, то своей итальянской гибкостью в обращении он явно обделил внука. А от матери, урожденной Мендоса, вместе с рыжеватыми волосами и белизной кожи Сербеллони получил в дар испанскую надменную чванливость, которая вошла в его плоть и кровь, как ни старался он скрыть ее.

Герцог почитал ниже своего ума и достоинства заговорить первым, а потому с невозмутимой миной, полузакрыв глаза, ожидал, чтобы его собеседник высказал свои впечатления от прочитанного. Но тот молчал, скрестив руки на груди, и герцог наконец задал вопрос:

— Каково мнение вашей милости, синьор Иенач? Георг рассмеялся желчным смехом.

— Ваша светлость, вы, как видно, считаете меня досужим любителем дипломатического искусства, иначе бы вы не стали услаждать меня столь игривым интермеццо, когда мои дела ждут не дождутся завершения и мне вовсе не до шуток. А шутка в самом деле достойна площадного фигляра. Мы, видите ли, должны отдать плодоносные земли за несколько захудалых прирейнских городишек вроде Лауфенбурга и Зекингена, до которых от нас двое суток пути и которые завтра же откроют свои замшелые ворота, стоит герцогу Бернгарду Веймарскому у себя в Эльзасе снарядить против них одного-единственного трубача!.. Право же, трудно поверить, чтобы такую плоскую остроту сочинили при венском дворе! Благоволите, ваша светлость, вернуться к более достойным нас предметам разговора.

Хоть этим простодушным или, вернее, рассчитанным на простаков предложением венского двора герцог воспользовался с единственной целью выиграть время, тем не менее столь решительный и резкий отказ уязвил его. Но обида выразилась у него лишь в подчеркнутой чопорности.

— Пеняйте на собственное упрямство, ваша милость, — заметил он, — если переговоры будут приостановлены для изыскания новых путей и способов ублаготворить граубюнденцев.

— Ублаготворить? — насторожился Иенач. — Нет — удовлетворить, полностью возвратив то, что нам принадлежит.

— Удовлетворить по мере возможности, — с расстановкой произнес герцог.

— В переданном через донну Лукрецию Планта договоре я ставил условием отдачу всех наших земель, полное восстановление status ante. И вы, ваша светлость, обещали удовлетворить это требование, — все более раздражаясь, возразил Иенач.

— Здесь не сказано удовлетворить это требование, а вообще удовлетворить граубюнденцев, — невозмутимо заявил герцог.

Георг Иенач пытливо всматривался в эту оговорку, не кроется ли за ней непредвиденная опасность. Затем сверкнул на герцога задорным и насмешливым взглядом.

— Ваша светлость снизошла до ловких передержек, — весело сказал он. — Тогда, в разгар опасной борьбы, я не мудрил над одним случайным словом, которому, впрочем, и сейчас не придаю большого значения, но коль скоро нам пришлось столкнуться с разными оттенками слов, меня больше беспокоит другое выражение, хотя и оно составлено всего лишь из слогов и букв. В заголовке договора, который мы сейчас обсуждаем, должно стоять не «Вечный мир между Австро-Испанией и Граубюнденом», а, если мне дозволено высказать свое мнение, «Соглашение или союз».

— Но мир — такое прекрасное слово, — елейно заметил герцог.

— Чересчур прекрасное для нас, отнюдь не миролюбивых смертных, — с горечью возразил граубюнденец и, улыбнувшись, продолжал: — Недаром же блаженный Августин, как известно вашей светлости, пишет, что война есть предтеча или преддверие мира и она нужна лишь для того, чтобы привести к нему. Так или иначе — оба божества настолько сродни друг другу, что мы не можем доверить одному из них защиту от другого. Итак: соглашение или союз! Скромное слово для житейского дела! — И уже всерьез добавил: — Как вы благоволили сообщить мне, его католическое величество, ваш повелитель, почитал несовместимым со своей религиозной совестью вступать в союз с некатолическим государством. Но это соображение само собой потеряло силу.

— Как так? — недоверчиво спросил герцог.

— В данное время Граубюнден смело может сойти за католическое государство, — хладнокровно заявил Иенач, — ибо большинство населения, считая вместе с итальянской знатью, и даже уполномоченный вести переговоры глава правительства исповедуют католическую веру.

— Стало быть, вы, ваша милость, решились на этот шаг, — с явным неудовольствием заметил Сербеллони. — Как истый христианин, я непритворно рад вашему обращению и от души поздравляю вас. — Он с нескрываемым презрением посмотрел на Иенача. — Верно, нелегко вам это далось.

Иенач хотел было отшутиться, но вдруг лицо его побагровело от гнева.