«Деятельность Энглтона разрушила в Управлении многие карьеры и почти полностью парализовала вербовочную работу ЦРУ, поскольку его параноидальный страх двойников делал вербовочные операции — которые и в обычных условиях были рискованным занятием — практически невозможными. Фактически ЦРУ прекратило охоту за потенциальными советскими агентами и отказывалось от услуг многих добровольцев даже тогда, когда у американцев почти не было сомнений в их искренности… Предпринимавшиеся в Управлении попытки противодействия Энглтону жёстко подавлялись»[164]
.Прекратить вербовку и отказаться от «инициативников» — полный финиш! Чем же они там занимались? Только шпионили друг за другом? Как говорится, «маразм крепчал»…
Всё, разумеется, завершилось финальным абсурдом, когда в результате своих титанических трудов главный «spycatcher»{92}
превратился в главного подозреваемого, подобно тому как иногда врач-психиатр может оказаться пациентом в своей «палате номер шесть».«Выловить агентов КГБ в недрах собственной службы Энглтону так и не удалось. Что ему удалось блестяще — так это почти на десять лет парализовать деятельность советского отдела. Вершины же вся эта паранойя достигла тогда, когда один из его подчинённых — Клар Петти — установил слежку за собственным шефом, решив, что Голицын — подстава КГБ, а сам Энглтон — внутренний агент Москвы, поскольку за всю историю существования ЦРУ никто не причинил ему столько вреда, сколько эта парочка. Известная логика в этом, надо признаться, была»[165]
.Дроздов приехал в Нью-Йорк вскоре после того, как Энглтон был отправлен на пенсию, а ЦРУ постепенно приходило в себя и зализывало раны.
…Нередко приходится слышать о противоборстве, противостоянии или даже дуэли разведок. Но, как нам представляется, подобное может происходить лишь где-то на территории, что называется, «третьей страны» — предположим, какой-нибудь Алвазии, где сотрудники резидентур КГБ и ЦРУ, опережая друг друга, стремятся выяснить, кто на этот раз придёт к власти в результате очередного военного переворота, и, соответственно, заманить будущего президента (или диктатора) в свои сети. Вот там действительно — состязание.
Ну а на территории собственной страны разведка не то чтобы совсем не работает по своим «коллегам» из других стран — проникнуть в спецслужбы противника пытается такое её подразделение, как внешняя контрразведка, а также разведывательным усилиям иностранных государств активно противостоят либо территориальные органы, либо военная контрразведка. В США контрразведывательные функции выполняет Федеральное бюро расследований (ФБР), но к этой теме мы обратимся несколько позже…
А пока — очень мало освещённый вопрос о том, чем именно Юрий Иванович занимался в Соединённых Штатах Америки как резидент внешней разведки.
Рассказывает Иван Юрьевич, старый боевой товарищ Дроздова:
«Агентура там у него была высокого уровня, встречался он с большими чинами. Что называется — официальные связи, высокопоставленные люди. Работал Юрий Иванович в основном с легальных позиций, потому как уж очень у него была серьёзная должность, надо было опасаться и беречься. Это мы там шастали по помойкам — нам что, мы люди маленькие! Руку засунул — не оттяпали руку, ну и слава богу! А его надо было беречь как начальника, резидента… Но всё равно он и там работал — он везде работал, всегда, и это у него был большой плюс. Никогда не вальяжничал и отпуска себе не давал.
Отмечу, кстати, что у него было хорошее качество с точки зрения обычных людей — он не пил. Точнее, не напивался, не перепивал. Выпивал — да, но пьяным никогда и нигде не был. А это очень важно, когда кого-то воспитывать надо „за это дело“, — ведь всякое бывало! И тут никто не мог подумать: мол, ладно, командир, говори-говори — тебе положено, а сам-то ты тоже… Никто!
В Нью-Йорке он уже машину не водил: по его статусу машина у него была с шофёром, большая, длинная, представительского класса — по вызову, стояла в гараже. А у нас, где приткнёшь, там и стоит, ладно…
Жил Юрий Иванович в нашей миссии, у него была большая квартира. Но Людмила Александровна скучала, потому что просто выйти на улицу было нельзя. Только на машине: спуститься в гаражи, выехать. Это потому, что снаружи, чаще всего, стояли еврейские товарищи и были всякие безобразия. В то время „граждане еврейской национальности“ из СССР массово уезжали в Израиль и США, не всех сразу отпускали, что вызывало протесты как у нас, так и за рубежом.
Район, где жили Дроздовы, был хороший, в центре. Напротив их дома были синагога, 19-й полицейский участок и фешенебельный публичный дом, куда никто с улицы просто так не приходил, только по заказам, по звонкам. Вокруг были магазины».
Что Дроздов «отпуска себе не давал», сказано очень точно. Обращаем внимание и на то, что, по словам коллеги, он «в основном работал с легальных позиций». Однако есть у нас подтверждения и того, что резидент не гнушался «низовой» оперативной работы, сопряжённой с определённым риском.
Один из его заместителей рассказывал: