Юрий Алексеевич Гагарин всегда держался очень скромно и не боролся за принадлежащий ему научный приоритет. Наверное, он тоже полагал, что звания «Колумба Вселенной», признания подвига, вечной славы и всенародной любви более чем достаточно. Разве мог он подозревать, что кто-нибудь когда-нибудь посмеет назвать его вклад в прогресс ничтожным, а делу его жизни, пилотируемой космонавтике, будут отказывать в праве на существование лишь потому, что она якобы не способна делать фундаментальные открытия?…
Часть четвертая
Рождение легенды
Глава тридцать первая
Эффект Гагарина
Биографию Юрия Алексеевича Гагарина привычно делят на две части – на период до полета (27 лет) и после полета (7 лет), что вполне резонно: права и возможности, которые первый космонавт получил по итогам своего орбитального рейса, несопоставимы с теми, которыми он обладал, будучи старшим лейтенантом ВВС. Впрочем, неимоверно возросли и обязанности: Гагарин больше себе не принадлежал, график его жизни расписывали на месяцы вперед, ему в кратчайшие сроки предстояло стать дипломатом и оратором, политиком и пропагандистом – как сказали бы сегодня, медийной фигурой высочайшего класса.
Поскольку реальная работа в ракетно-космической сфере оставалась засекреченной, то публике предлагалось с восхищением следить за общественно-политической деятельностью Гагарина. Тут всё было прозрачно: поездки, бесконечные митинги, бесконечные приемы и банкеты. Поэтому, наверное, в низовой памяти поколения закрепилось противоречивое впечатление о «послеполетном» Гагарине: дескать, он был молодец, конечно, и людям помогал, но при этом слишком уж много пил и развлекался. Само собой, постсоветские биографы и комментаторы не захотели игнорировать «кухонную» мифологию, и за последние два десятилетия появилось большое количество материалов, в которых активно смакуется тема веселых похождений первого космонавта. Часть псевдоисторических анекдотов собрали в своих книгах Лев Данилкин («Юрий Гагарин», 2011), Джеми Доран и Пирс Бизони («Гагарин. Человек и легенда», 2011). Любителей «клубнички» отправляю на поиски этих книг, благо они изданы приличными тиражами, – здесь же мы зафиксируем следующее: разумеется, Юрий Алексеевич участвовал в массе публичных мероприятий, выпивал и закусывал, делал комплименты женщинам и даже иногда хулиганил, но не эта унылая «бытовуха» составляла главное содержание его жизни после исторического полета. У нас не получится обойти вниманием некоторые «щекотливые» эпизоды, но в целом сегодня более чем достаточно материала для обсуждения роста Юрия Гагарина как профессионала. Благодаря публикации дневников Николая Петровича Каманина мы ко всему прочему можем сравнить Гагарина с другими космонавтами и сделать вывод, насколько он продолжал соответствовать статусу лидера, который был дан ему выбором на первый полет.
Начнем с заграничных поездок. В апреле 1961 года мир пребывал в восхищении от очередного триумфа советской космонавтики. Юрия Алексеевича Гагарина поздравляли и хотели видеть гостем во всех цивилизованных странах – официальные приглашения поступили из восьмидесяти государств! Советское политическое руководство с готовностью откликнулось на них, дабы продемонстрировать условную «открытость» СССР и получить дополнительные политические дивиденды от публичного обсуждения церемоний, встреч, выступлений.
К сожалению, о зарубежных поездках Юрия Гагарина сохранилось не так уж много информации, как следовало было бы ожидать. Кое-какие подробности можно найти только в нескольких книгах: Николая Каманина «Первый гражданин Вселенной» (1962), Николая Денисова «На орбитах мира и дружбы» (1963), «Хорошо, хорошо, Гагарин!» (1963) и Николая Смирнова «По орбите дружбы» (1963).
Странно, не правда ли? Тема благодатнейшая, но вокруг нее словно бы существовал «заговор молчания». Объяснение такому положению можно найти только одно: Гагарину было запрещено рассказывать о ракете и корабле, о товарищах по отряду и создателях космической техники, поэтому его выступления не содержали какой-либо новой информации и состояли преимущественно из пропагандистских клише и демагогических обобщений, а выжимка чего-то интересного читателю из самих визитов на фоне полетов новых космонавтов на орбиту казалась бесперспективным занятием.
Тем не менее вспомнить о зарубежных визитах надо, поскольку поездки, особенно самые первые, стали для космонавта серьезным испытанием: в тот период он сформировался как общественно-политический деятель высокого ранга и уверенный в себе популяризатор космонавтики.