Юрий Тынянов

Мотивы, которые потом станут главными в творчестве Тынянова, зародились в это время и в этом рассказе.

Государство, идея государства, самодержавие, самовластие становятся в «Подпоручике Киже» решающей темой.

Этот рассказ стал переломным в творчестве Тынянова, с него начинается новая тема писателя — тема человека и государства, которой в последующих вещах было суждено стать главной.

Тема эта пришла к Тынянову от Пушкина и была в наибольшей мере Пушкину же и возвращена. Она была побочной в «Кюхле» и даже в «Смерти Вазир-Мухтара». В рассказах и последнем романе она становится главной. Стилистические линии рассказа были связаны со «Смертью Вазир-Мухтара». Впоследствии они были развиты в «Малолетном Витушишникове» и особенно в «Восковой персоне».

Это рассказ о неограниченной, необузданной, бессмысленной и сокрушительной государственной власти, о самодержавии и тирании.

«Подпоручик Киже» был написан в то же время, когда Тынянов работал над «Смертью Вазир-Мухтара», и одной из причин, вызвавших рассказ, была становившаяся все более очевидной производность темы «человек и государство» от темы «интеллигенция и революция».

Исчерпанность темы «интеллигенция и революция» была вызвана тем, что главное в теме — признает ли интеллигенция революцию — было разными способами уже решено.

Вопросы взаимоотношений человека и государства, государства и общества вытесняли в сознании Тынянова его старую тему. Происходит превращение, замещение тем. Революция (как вооруженный переворот) начинает замещаться в его книгах государством, возникшим вследствие победы революции. К концу первого революционного десятилетия наступила стабилизация государства, заканчивался нэп, была разгромлена оппозиция.

Проблемы государственности приобрели в эти годы важнейшее значение в общественном сознании, а стало быть, и в литературе. Тынянов ищет истоков Октябрьской революции и порожденного ею государства. Для того чтобы показать выстраданность революции, он обращается к темным и кризисным эпохам русской истории. Такими Эпохами были царствования Павла, Петра и Николая.

Интерес к Павлу у Тынянова появляется еще в пору его писательской молодости. С годами тема приобретает все большее значение, и если в «Кюхле» Павел только упоминается, то в «Смерти Вазир-Мухтара» он становится одним из тематических мотивов, а в «Пушкине» приобретает сюжетообразующее значение. Но концепция во всех произведениях — от «Кюхли» до «Пушкина» — остается неизменной. Кроме «Восковой персоны» Павел в большей или меньшей мере фигурирует во всех романах и больших рассказах Тынянова. Павел, по Тынянову, — Это наиболее острое и характерное проявление противоестественности традиционного русского самовластия.

Последующие этапы истории самовластия были лишь развитием павловской тенденции, поправленной «просвещенным временем». Павловскую тенденцию Тынянов видит в политической доктрине, связанной с тяжелыми историческими особенностями России — кровавое и бессмысленное наследие Грозного, выпавшее из рук близких дело Петра. Вместе с этим существует еще и неблагополучная физиологическая наследственность. В детях настойчиво подчеркнуто сходство с отцом.

«На папеньку будет похож», — сказано о Константине в «Кюхле».

«У него был сиплый голос и бешеный нрав его отца…» — сказано об Александре в «Пушкине».

Дикие привычки отца унаследованы Николаем:

«— Ну что же ты, подойди, — сказал тихонько император.

Подошедший генерал-адъютант Клейнмихель был внезапно ущипнут» («Малолетный Витушишников»).

«Он (Александр I. — А.Б.) громко дышал. Сиповатым голосом он вдруг спросил, спотыкаясь:

— Опять нюхал табак?

Он больно ущипнул лакея…» («Пушкин»).

Это все в сыновьях от отца:

«Маленькими шагами он подбежал к адъютанту. Лицо его было красно и глаза темны.

Он приблизился вплотную и понюхал адъютанта. Так делал император, когда бывал подозрителен. Потом он двумя пальцами крепко ухватил адъютанта за рукав и ущипнул.

Адъютант стоял прямо и держал в руке листы…

Он щипнул его еще разок» («Подпоручик Киже»).

Кроме тяжелого физиологического наследства, Павел оставил сыновьям политическую доктрину. Сыновья следуют ей, и Тынянов подчеркивает, что источник ее — павловский.

«Безотрадный вид степи от Черкасска до Ставрополя попал в военную историю императора Николая, как лик, уныние наводящий, в историю отца его.

Император Павел сослал одного офицера в Сибирь за лик, уныние наводящий. Приказом императора лик был переведен в Сибирь, откуда уныние его не было видно.

Он не мог править людьми с ликами, наводящими уныние.

Генералы, взбороздившие бричками при Николае степи, внезапно задумались над политическим значением их вида.

Потому что нельзя весело править степями, вид которых безотраден.

Каждая победа замрет в безветренной тысячеверстной тарелке» («Смерть Вазир-Мухтара»).

Система отца, продолженная сыновьями, нелепа.

Павловский приказ при Николае действует с такой же силой, как действовал он во времена, когда был отдан.

«Старый солдат сидел в будке при дороге и спал.

— Дед, ты что здесь делаешь?

— Стерегу.

— Что стережешь?

— Дорогу.