Юрий Тынянов

Он соблазнил кухарку, украл с огорода три дыни и из буфета три ложки.

Госпожа Корнуйе «расспрашивала всех… не знают ли они Пютуа. И только двое-трое ответили, что никогда о нем не слыхали; остальным казалось, что они его знают. «Я слышала эту фамилию, — сказала кухарка, — но не могу припомнить, какое у него лицо». «Пютуа! Да я его прекрасно знаю, — сказал железнодорожный сторож, почесывая затылок. — Затрудняюсь только сказать вам, кто это». Самые точные сведения исходили от нотариуса, господина Блеза, который заявил, что Пютуа колол у него во дворе дрова с девятнадцатого по двадцать третье октября, в год появления кометы».

Кто были эти двое-трое, никогда не слыхавшие о существовании Пютуа? Может быть, дети, которые имеют право не видеть новое платье короля?

«Садовника не было. Садовник не существовал. Моя мать сказала: «Я жду садовника». И тотчас же появился садовник и стал действовать».

«Пютуа получил имя. Отныне он существовал… С этого мгновения определились и черты характера Пютуа».

«…Пютуа возник из лжи нашей матери, как Калибан — из лжи поэта».

Все это — существование несуществующего человека или иначе и точнее: роль несуществующего в жизни людей — близко тыняновскому рассказу главным сюжетным ходом и одной из главных задач.

Почему же рассказ замечательного писателя Тынянова стал явлением, выходящим за пределы только литературы, а рассказ замечательного писателя Франса не стал?

Потому что в рассказе Франса не было значительной концепции? Но значительная концепция была. При этом она лежала не вне рассказа, а была в нем, и герои лишь переводили сложную концепцию художественного произведения на более доступный язык философии и социологии.

Вот что они говорили о концепции произведения:

«Пютуа был… Присмотритесь… и вы убедитесь, что бытие никак не предполагает субстанции и означает только связь между атрибутом и субъектом, выражает лишь отношение».

«Пютуа не существовал!.. Чтобы утверждать, что Пютуа не существовал, достаточно ли ты изучила условия и формы бытия других существ?»

«…Разве воображаемое существование — ничто?.. Разве мифические персонажи не способны действовать на людей? Поразмыслите о мифологии… и вы увидите, что не реальные, а воображаемые существа оказывают на души наиболее глубокое и длительное влияние. Везде и всегда существа не более реальные, чем Пютуа, внушали народам ненависть и любовь, ужас и надежду, толкали их на преступления, получали приношения, создавали нравы и законы… подумайте о вечной мифологии».

«…Он был символом, и его история имела философский смысл… Вера в Пютуа интересовала его (отца. — А.Б.) как квинтэссенция, как сжатая формула вообще всех человеческих верований».

Ничего не имея общего в деталях, рассказы Франса и Тынянова чрезвычайно близки в сюжетном ходе и совершенно тождественны в признании одинаковой реальности истины и вымысла. При этом Тынянова больше интересует, как несуществующее существо может претерпеть судьбу реального человека, а Франса — реальная роль выдуманных существ в судьбе невыдуманных людей.

Почему же рассказ Франса остался блистательным анекдотом, а рассказ Тынянова — произведением в ряду тех, по которым складывается представление о стране, государстве, народе, истории?

В рассказах Тынянова и Франса есть люди, которые знают, что человек, оказавшийся в центре событий, выдуман.

Но каковы обстоятельства, в которых оба героя выдуманы?

В «Пютуа» герой появляется в связи с тем, что не хочется ехать на скучный воскресный обед к богатой старухе.

Если бы герой не был выдуман, могла бы произойти ссора.

В «Подпоручике Ниже» герой возникает из небытия, потому что нужно найти и наказать преступника. Если преступник не будет найден, то кому-то не миновать плетей и Сибири.

Можно ли из этого заключить, что «Пютуа» менее значителен, чем «Киже», потому что ссора с богатой старухой не идет в сравнение с плетями и Сибирью?

Или потому, что в одном рассказе — средняя буржуазная семья, а в другом — император Павел, барон Аракчеев?..

Нельзя, конечно. Если бы значительные события определяли значительность художественного произведения, то рассказ П. Люссака «Конец», повествующий о гибели восточного полушария, был бы несравненно значительнее романа А. Пушкина «Евгений Онегин», в котором гибнет всего один человек.

Почему рассказ Чехова о пустяке — значительное художественное произведение и трагедия Шекспира о гибели династии — тоже значительное художественное произведение?

Совершенно очевидно, что дело не в значительности или незначительности событий, а в том, что они выражают — значительные или незначительные явления.

Художественное произведение не может быть исчерпано сжато сформулированной аннотацией, потому что образ обладает многообразной многозначительностью. Образ искусства шире его идеи, ибо он может долго, иногда беспредельно развертываться, и чем значительнее явление, тем больше и беспредельней.

«Подпоручик Киже» выражает значительное явление — тупое, тираническое, абсолютное господство власти и ничтожность человека пред этой властью — все то, что столетия правило миром.