Юродивая

И Ксения, повернув голову, изогнув шею, поцеловала запястье его покрытой шрамами руки.

ТРОПАРЬ КСЕНИИ О ВИДЕНИИ КОМЕТЫ

— Хвостатая звезда! Звезда с хвостом!.. Экое чудо!.. Люди, подите, подивитесь, горностай по небу бежит!.. Белая лисица!..

— Экое зловещее знаменье… От нее всякая погибель… Ох, теперь нам несдобровать… Голод начнется… Царя убьют… Детишки все Богом взяты будут…

— Глянь-ка, сынок, шерсть-то у нее какая блесткая… И глянь, будто глаз в мордочке посверкивает… Небесный зверь… Зубы кажет…

— Братья и сестры!.. Миром Господу помолимся!.. Чтоб избавил Он нас от мора и землетрясений, от чумы и небесного огня, от пришествия Антихриста… Будем молиться до тех пор, пока не исчезнет из зенита белое кострище заоблачное… Изыди, Сатано!..

— Ванькя!.. А Ванькя!.. Подь сюды!.. Зенки-та вылупи!.. Пока ты воблу у Иннокентьевны таскал из-под носу, она уж и улетела!..

— Кто она?..

— Очи-та разуй залепленные, — комета…

Народ толкался на площади, шумел, задирал головы к небу. Свечерело, и в мрачно-синем зимнем небе, в зените, над затылками людей, зависла мохнатая звезда. Страх исходил от нее. Непреодолимый. Безумный. И она была красива в своем торжестве. Она парила над головами и лицами смертных людей, зная, что они все умрут, а она, совершив многовековый путь вокруг звезды ближайшей, снова появится на небосклоне, вобьется в твердь, ляжет белой куницей на горло Вечности и будет наблюдать иных людей, иные времена.

Я стояла в толпе. Глядела на комету, задрав голову. Плата на голове у меня не было, косы расплелись, в волосы набивался мелкий снег, сыплющий с прозрачных небес алмазной пылью.

— Ишь, и дурочке забавно!.. Поигралась бы ты со звездою, а?!..

Низко ко мне наклонился пьяненький купчик, тулуп его расстегнулся, из-под рубахи, заляпанной винными пятнами, выглядывала волосатая грудь с тяжелым, почернелым от старости медным крестом. Купчик руку вытянул — цапнуть меня за щеку.

— У, румяненькая!..

Я шарахнулась. Его рука ухватила пустоту. Озлившись, он замахнулся уже по-иному — ударить. Я вскинула обе руки к небу и заорала:

— Гляди! Гляди, рыло, не то упустишь!

Мужик растаращился, силясь разглядеть, что там деется в небесах, и тут я зацепила его ногу в валенке своей босой ногой, и он упал носом в снег, хватая комья снега ртом, плюясь, отфыркиваясь, бия по снегу ручонками, как рыба плавниками.

— Эка напился!.. Инда из сугроба не выберется!.. А ты што жа застыла, девка, и пялишься!.. Вспомогла бы мужику, даром што баба!..

Засмеялась я. Затолкалась сквозь толпу прочь. Волосы мои развевал ветер.

— Люди!.. Люди!.. Царь у нас будет другой!.. Верно говорю вам, будет великая за власть битва!.. Нонешний почиет… а новый сам себя из грязи да в князи вылюдит…

— Ведьмы заиграют на Москве!.. ведьмы… Антихрист грядет… Дитенки с собачьими головами рождаются… Младенцы с бородами козлиными… Невесте на свадьбе подол поднимешь, а там — поросячье копыто раздвоенное… Нет счастья, нет и не будет народу нашему… Беда будет опять великая… Горе лютое!..

— Плачь, народ!.. Плачь, люд нищий наш!.. Нету тебе Божьей улыбки. Проклятая звезда, ведьма хвостатая!.. Зачем губишь!..

— А вот дурочка на площади, вон она бежит, локтями толкается, — а лови ее за хвост, а прижми-ка ее к забору: што она нам скажет, грядет ли горюшко?!.. а то и попроси ее отвести беду, ведь она блаженная, она может… она Богова… она тут давно среди народа мыкается, юродствует Христа ради… босиком по снегу бегает… в сугробе сидит… молится за нас… Ты ей пряник дай! Дай лимон!.. Она его, лимон заморский, живьем ест, не поморщится… Да спроси, запытай: долго ли хвостатая звезда висеть над нами будет?!.. Пропасть ли впереди нас, обрыв ли?.. Поляжем ли мы все на поле брани… или нас птицы зубастые во сне растерзают…

Они ринулись мне наперерез. Они забили свободное горло площади, наступили на белые груди сугробов. Они схватили меня за руки, за ноги. Бабы бухнулись передо мной на колени. Прижимали младенцев к груди, к расшитым бисером шубкам, к меховым кацавейкам. Мужики тяжело, исподлобья взирали на меня, будто я была их злейший враг. Молчали. Шумно выдыхали воздух из ноздрей, и от них шел пар на морозе, как от лошадей. Плотно взяли люди меня в кольцо. Ждали от меня слова Божьего. Ждали, помилую я их или казню.

А Царица ли я была, чтоб иметь на казнь либо милование Царское право?!

— Жизнь, жизнь, — запела я тоненько. — За ниточку держись. Пропасть всегда под ногами, да река неслышно течет меж берегами. Снега много — а просишь еще да еще у Бога. Снега мало — а все кутаешься в снежное одеяло. Все будет, люди милые, с вами — и боль, и мор, и глад, и прощание. И землю затрясет, и радость ветер унесет. А все, что Бог ни пошлет, радость. Горе — это радость. Боль — это счастье. Дай корочку, мужик хороший!.. Дай погрызу. Утру слезу. Ночую на снегу. Утром проснусь — на Солнце глядеть могу.

— Што будет, дура, открой нам!..

— А что вы захотите — то и будет.