Юровские тетради

— Небесная сила, небесная сила, — твердила она, — О господи, согрешили мы…

— Какая там небесная — земная сила. Трактор идет! — взволнованно объявила Степанида, возвращавшаяся домой из комитета. — Землю будет пахать.

Никола, как только услышал о тракторе, немедленно забрался на крышу дома. Он, как и все мы, знал о нем по картинкам. С крыши ему видно было, как трактор вынырнул из перелеска и на полном ходу двинулся по полевой дороге.

— Едет, едет! — заорал он.

«Младенцам» не терпелось скорее увидеть чудо-машину, они бросились в поле навстречу ей. Мы с Панком подождали Николу и Шашу, бегущего вдоль деревни, и тоже заспешили к трактору. А за нами двинулись мужики и бабы. Лизуха погрозила было им, но, постояв немного, и сама, перебарывая робость, зашагала вперед, малость замедлила шажок только на краю деревни возле Силантьева дома, где на крыльце топтался сам хозяин в исподней рубашке, кривя синие губы.

Поле, еще вчера казавшееся безжизненным, потускневшим от спекшейся земли, сейчас, разбуженное гулом трактора и людским многоголосьем, озаренное солнцем, оживало. Поглядел на отца, на лице его — ожидание, надежда. Перевел взгляд на кузнеца, дядю Андрея, шагавшего рядом с отцом, — у того в глазах любопытство: посмотрю, что за штуковину отковали городские мастера. Потом увидел Дарью, норовившую обогнать всех; она, казалось, не мигала, как бы боясь, что если мигнет раз-другой, то все это гудящее чудо может исчезнуть, как привидение.

— Погоди, Дарья, — крикнул кузнец и тоже прибавил шагу.

Когда все сравнялись с трактором, быстро остановившимся перед толпой, дядя Андрей шагнул к очкастому трактористу и зацокал:

— Цо-цо. А ну-ка, ну, кажи своего коня, ладно ли подкован, добро ли идет, не с норовом ли… — Он не спеша обходил трактор, ощупывая его, стуча сгибом костлявого пальца по двигателю, решетке радиатора, шипам колес. — Кажись, хорош, споткнуться не должен.

Тракторист снял очки. Мы от неожиданности вытаращили глаза: перед нами был Максим Топников, партийный секретарь. Удивился и кузнец.

— Что, не узнали? — засмеялся Топников, здороваясь с каждым по очереди. Кузнецу он первому пожал руку. — Вот малость научился водить и стального коня. А спасибо не мне говорите, — обратился теперь Топников ко всем собравшимся. — Ленинградским рабочим, путиловцам спасибо. Они прислали машину. И еще им, — указал он на нас, — за письмецо.

— Николка, — обернулся кузнец к сынишке, — и ты писал?

— Все. Всей ячейкой, — ответил Никола.

— От огольцы! Иван, слышишь? Молодые-то хозяева каковы, а? — И опять к Топникову: — А скажи ка милость, как эти путиловцы о нас узнали за тыщу-то верст?

— Рабочий люд, Андрей Павлыч, на-такую теперь вышку взошел, что все видит. И в первую очередь деревню. А как же иначе? Дорога-то одна должна быть, трудовая.

— Что верно, то верно, — согласился кузнец.

Отец в разговор не вступал, он стоял позади других, но когда Топников спросил, откуда, с кого начинать, он поднял голову.

— Гони с краю от дороги.

Крайней, утоптанной и донельзя засохшей, была наша полоса.

— Эх, а меж-то сколько… — заметил Топников. Но тут же ухмыльнулся, должно быть что-то задумав.

Он дал знак освободить дорогу и стал разворачивать трактор. Мальчишки за ним. Топников развел руками: дескать, ничего не попишешь, придется покатать малых на стальном коне. Моментально забрались они на мостик с раскрытыми от удивления ртами. Вове места не хватило на мостике, он взлез на прицеп широкого, в два корпуса, плуга.

Развернув трактор, Топников нажал на какие-то рычаги, и на землю опустились тяжелые, с еще не стертой краской лемехи. На них все и устремили взгляды, гадая, возьмут или нет они затвердевшую землю. Привстав, взглянул на лемехи и Топников, потом еще нажал на рычаги и, отыскав нас взглядом, подмигнув, надел очки и плотно сел за руль.

Трактор зашумел и тронулся, окутываясь сизым дымком; лемехи, чиркнув по корке земли, медленно, с натугой стали впиваться в нее; и вот уже начал подниматься от среза первый, а за ним и второй пласт. Вздыбившись, обнажив в последний раз засохшие стебли сурепки и осота, пласты, разламываясь на крупные комки, ложились в два ровных ряда, а за ними тянулась глубокая борозда.

Будто сговорившись, все разом бросились за трактором, крича на все лады, восторженно и удивленно. Отец бежал по борозде, размахивая фуражкой: пашню не мните, сторонкой, сторонкой. Часто он наклонялся, брал пригоршни земли, с надеждой глядел на нее, сухую, но все же поднятую, и в глазах его засветились слезинки радости.

И гудел, многоголосо гудел народ.

— Вот это коняга! За десяток наших берет!

— Силища!

— И, поди ты, свой, советский!

— А что мы, щи лаптем хлебаем?

— Эй, дядька Андрей, сколь рук такую глыбищу ковали? Поди, тыщи? Машина-то, а?

— Смышлен фабричный народ!

— Гли-ко, гли, борзее приударил. Догоняй!