Юровские тетради

Шли, бежали люди за трактором, вдыхая его теплый дымок. На дороге осталась лишь Лизуха, но тоже глядела только на трактор. Что она думала в эти минуты? Быть может, вспомнила о своем отце, который всю жизнь надеялся на подачки Силантия, с помощью него и хотел выйти в люди, да так и не вышел? Гнедой, приведенный на их двор Силантием, простоял недолго. Как только кончился подсчет тягла и доходов для обложения сельхозналогом, богатый родич снова увел лошадь к себе. Вскоре после этого Осип Рыбкин и повесился. А может быть, вспомнила о страшных проповедях шачинского священника, который не уставал пугать верующих скорым пришествием Железного змия, грозившего яко прах вытоптать все поля, все нивы? Вспомнила и, может, подумала: если трактор и есть этот «змий», то почему он не вытаптывает, а поднимает землю?

Она отпрянула в сторону, когда трактор стал приближаться к дороге, шумя и лязгая и как бы все вырастая. Но Топников, увидя Лизуху, притормозил трактор и крикнул ей, где ее полоса. Лизуха указала на межу: за ней.

— Пахать?

Лизуха кивнула и тут же отрицательно повертела головой и повернула к деревне.

— Вот и пойми!

— А и понимать нечего: паши, Михайлыч, подряд, — сказал кузнец.

— Все согласны? — захотел уточнить Топников.

— Все! Все!! — послышались голоса.

— Тогда вот что: прицепить бы еще парочку борон, за один присест я и забороную поле.

— Неужто возьмет и бороны?

— Возьмет! — широко улыбнулся Топников, приоткрыв спекшиеся и посеревшие от пыли губы.

Бороны притащили мы с Николой от кузницы, выбрали которые покрепче, с железными зубьями. Чтобы они не прыгали по пашне, положили на них здоровенные булыги. Ловко пошло дело. Пласты так разрыхлялись, что хоть сейчас же иди и рассевай зерно.

Долго не уходили люди с поля, о других делах в этот день никто, должно быть, и не думал. Но дольше всех оставалась в поле мальчишня. Мы — Никола, Панко и я — по очереди подвозили на тачке воду, заливали перегревшийся радиатор. Трактор беспрерывно гудел, Топников не слезал с него, только когда бабы принесли ему молока, студеного, с погребка, он, горбясь, поднялся, спрыгнул на землю и сел, спустив ноги в борозду. Двигатель он заглушил. Пусть, сказал, поостынет.

— А как свой-то мотор, Михайлыч? — подсел к нему отец.

— Барахлит. В капиталке пришлось побывать… — сделав несколько глотков, ответил Топников.

— Сказывал Кузя.

— А сам-то как? — в свою очередь поинтересовался Топников, вытирая с подбородка капельки молока.

Отец не любил жаловаться на свое здоровье и ответил, что теперь он герой — один глаз починил, свет вольный стал как на ладошке.

— В лавку не тянет, на старое место?

— Сказать — сознаться, так к бутылке тянет. Черед пришел. Маюсь.

— Надо держаться, Петрович. Раз-другой поборешь себя — потом будет легче. Демобилизовываться нам, солдатам, не с руки. Впереди — новый фронт.

— Новый? — подошел к Топникову кузнец. — Не опять ли заморские зашевелились? Далеко — близко этот фронт?

— Близко! Здесь он будет. У этих меж…

Дядя Андрей удивленно пожал плечами.

— Не возьму в толк. С кем воевать-то? С мужиками аль с бабами?

— С кулаками. Вы думаете, так и усидите на своих клочках земли этакими вольными гражданами? Кулаки зря время не теряют. Почему, к примеру, Лизуха не сказала, пахать или нет ее полосу? Да она уже не Лизухина, а Силантьева. Таких полосок у Силантия небось уж немало.

— Что говорить, нахватал, — с досадой подтвердил отец. — У братца Василия сенокос на дальней пожне выжилил. Слабым несдобровать.

— Впрочем, вашего братца к особо слабым не причислишь — середняк. Выходит, и середняки не так уж устойчивы…

— Перечить не приходится, — согласился кузнец. — Оно испокон веков этак было: одни возносятся, другие падают. Но выход должон быть. Я своей головой все так кумекаю — и сынку об этом сколько разов толковал — ежели бы вот каждому мужику плуг сковать… Про между прочим, Николка, сынок-то, потому и к железу прикипел.

— Плуг, Андрей Павлыч, — великое дело, но его еще надо во что-то впрягать…

— Без хорошего коняги — никуды, — вытаскивая кисет, сказал отец.

— Потому рабочие и позаботились о них, — показал Топников на трактор. — Но конь этот дорогой, бедняку и середняку в одиночку не купить. Стало быть, надо объединяться. Куда ни кинь, в одиночку ничего не выйдет. Один выход — сообща хозяйствовать, как Ленин наказывал.

— Трудно наших сдвинуть, ох трудно! Отходники же… — покачал головой отец.

— А может, сдвинем, тем более что есть чем, — опять указал Топников на трактор. — Пока, правда, на всю волость один, но со временем путиловцы сработают для нас еще…

— Добро бы!.. — почесал в затылке кузнец.

Подъехал с водой Панко. Топников встал — перерыв кончился. Заправив трактор, Максим Михайлович снова взобрался на сиденье, а Панко стоял, гладил капот, трогал колеса, слушал, как поет мотор. Топникову пришлось потесниться и посадить рядышком Панка. Немного отъехав от дороги, спросил:

— Нравится?

— Ага! Мне бы научиться управлять…

— В чем же дело? Поступай на курсы, скоро в районе будет набор.

— Хорошо бы, да мне, дядя Максим, годов маловато.

Топников оглянул его, улыбнулся: