Юстиниан

Итак, пусть твоя светлость старается осуществить и исполнить то, что нам угодно. И пусть заимодавец знает, что если он осмелится сделать что-либо в нарушение этого [закона], то лишится [права] взыскания, а взявший [в долг] и затем потерпевший несправедливость будет иметь в утешение то, что сам он освобожден от забот и видит, как заимодавец терпит ущерб в своих делах»[287]

.

Но в вечной войне с коррупцией и своеволием чиновников Юстиниан, как и многие его «коллеги», проиграл. «Если задаться вопросом, каковы были результаты великой реформы 536 года, то прежде всего поражает тот факт, что до конца своего царствования Юстиниан постоянно должен был возобновлять свои указы и повторять разные запрещения и предписания, из чего можно заключить, что реформа плохо прививалась. Император надеялся, что благодаря принятым им мерам он восстановил порядок, а между тем общественное спокойствие продолжало нарушаться; в официальных документах беспрерывно толкуется о разбоях и убийствах, губящих население деревень, о вооруженных стычках и восстаниях, волнующих страну. Чтобы положить этому конец, в 539 году решили запретить ношение оружия всем незачисленным в армию; несколько позже в некоторых провинциях пришлось установить настоящее осадное положение, и что особенно замечательно, это было сделано как раз в тех областях, в которых была введена реформа 536 года… Юстиниан надеялся своими указами изменить приемы общественного управления, а между тем лихоимство чиновников продолжалось по-прежнему. Императорские законы, обнародовавшиеся с удивительной медлительностью, соблюдались все хуже. Все пороки, так сурово осужденные в указах 535 года, сохранились и процветали… Финансовое управление притесняло выше всякой меры, а юстиция оставалась такой же, какой была до реформы, т. е. медленной, продажной и испорченной…

Можно удивляться, как такой государь, как Юстиниан, столь ревниво охранявший свою власть, оказался таким бессильным заставить повиноваться себе и что все его добрые и, по-видимому, искренние намерения не возымели совершенно никакого действия. А это происходило оттого, что, как сказал один из преемников императора, „недостаточно издавать указы, но нужно уметь настоять на их точном выполнении“. На это Юстиниан оказался неспособным: нужды управления заставляли его самого показывать пример нарушения законов, им самим обнародованных»[288]

. В точку! Призывая громы небесные на головы провинциальных чиновников, император вполне мирился с хищничеством своего ближайшего окружения. Такие люди, как Герман, Велисарий, Трибониан, будучи на государственной службе, сколотили огромные состояния. Но свой ближний круг Юстиниан трогать упорно не желал. Даже в случаях, когда император наказывал подчиненных, это делалось относительно мягко, а для того, чтобы он строго покарал «своего человечка», тот должен был провиниться не только на коррупционном поприще, а как-то иначе, например, попасться на злоумышлении в отношении самого императора или принести государству какой-нибудь еще серьезный вред. Историками давно подмечено, что если обычно в Римской империи высшие сановники занимали должность год-другой (эта традиция шла еще со времен римских магистратов), то Юстиниан не менял их чуть ли не десятилетиями. То же касалось и магистров: при Юстиниане они перемещались с командования на командование, но не лишались своего ранга даже в случае поражений или каких-то не слишком значительных в глазах императора проступков типа не вполне честных заработков. Е. П. Глушанин отмечает лишь два таких случая[289]

: Бесса, который просто-напросто зарвался в своей алчности, и Мартин, чьи подчиненные убили лазского царя.

Экономика, финансы и коррупция