Юсуповы, или Роковая дама империи

Вера Каралли была глубоко оскорблена. Потом, как я уже говорила, она попыталась привлечь к себе угасающее внимание публики, сочинив массу нелепостей о том, что в ночь убийства присутствовала в нашем доме, куда сама заманила Г.Р. Ну так это ложь, она в это время оставалась в своем номере в гостинице, под неусыпной слежкой филеров!

У нас с Феликсом начались ссоры. Он был настолько одержим своей идеей спасения России и убийства Г.Р., что уже не мог больше терпеть отсрочки своего замысла. Он говорил мне, что от меня нужно только мое мимолетное присутствие в нашем доме. Я все не соглашалась… Время тянулось, тянулось… Болела наша дочь… Феликс терял терпение. А я смертельно боялась за него, я опасалась, что его могут расстрелять за это, его и Дмитрия, я боялась, что мое имя будет покрыто кровавым позором, что я причиню страшное горе людям, которых любила: я ведь понимала, что мои дядя и тетя будут сражены вестью о смерти Г.Р.

, и участь Алешеньки, чье здоровье зависело от Г.Р., мучительно тревожила меня… Потом настал тяжелый, унылый декабрь 1916 года, когда к нам в Кокоз, где я была с дочерью, свекром и свекровью, приехал мой отец, вернувшийся в это время с театра военных действий. И я обнаружила, что и мой отец, и родители Феликса – они все были заодно с Феликсом.

Более того! Оказывается, Зинаида Николаевна некоторое время назад пыталась склонить бывшего московского губернатора Хвостова, ставленника Г.Р., затем оскорбленного им, найти убийцу, предлагала большие деньги тому, кто решится уничтожить Г.Р.

Тем же самым был занят и отец. Конечно, все это делалось в огромном секрете, даже я ничего не подозревала.

Отец, который очень хорошо знал, какое разложение царит на фронте, говорил, что настала решительная минута.

Он был очень печален. Он с тоской смотрел в будущее, предвидя день, когда ему придется лгать, чтобы замаскировать мое участие в заговоре и свое истинное отношение к нему. Но именно отец смог убедить меня вернуться в Петроград.

Ах, как обрадовался Феликс, получив известие о моем приезде! Он мне тогда писал:

«Какое счастье твое длинное письмо… Ты прямо не знаешь, как ты мне недостаешь именно теперь, когда вся моя голова разрывается на части от всяких мыслей и планов и т. д. Так хочу тебе все рассказать… Твое присутствие в середине декабря необходимо. План, про который я тебе пишу, разработан детально, уже три четверти сделано, остался финальный аккорд. И для этого ждут твоего приезда… Это единственный способ спасти положение, которое почти безвыходно… Ты же будешь служить приманкой… Конечно, ни слова никому…

Маланья тоже участвует!»

Ну, кто такая была для нас Маланья

, я уже упоминала.

Но накануне выезда в Петроград со мной случилось что-то невероятное. Я поняла, что ехать не могу, я впала в совершенную истерику и отказалась ехать. Еще и дочка разболелась, да так странно себя вела, мне казалось, не то она с ума сходит, не то я. Как-то ночью, во время всех этих моих метаний, она не очень хорошо спала и все время повторяла: «Война, няня, война!» На другой день я ее спрашиваю: «Война или мир?» И Бэби отвечает: «Война!» Я умоляю: «Скажи – мир». А она прямо на меня смотрит и отвечает: «Война!»

Истинное сумасшествие…

Нервы мои окончательно развинтились. Я написала Феликсу:

«Я знаю, что если приеду, непременно заболею… Ты не знаешь, что со мной. Все время хочется плакать… Настроение ужасное, никогда не было такого… Я не хотела всего этого писать, чтобы тебя не беспокоить. Но я больше не могу! Сама не знаю, что со мной делается. Не тащи меня в Петроград… Приезжай сюда сам… Я больше не могу, не знаю, что со мной. Кажется, неврастения… Не сердись на меня, пожалуйста, не сердись… Я ужасно как тебя люблю… Храни тебя Господь…»